Причины полюбить тебя вновь
Шрифт:
— Я устала врать. Устала, — закрыла я глаза, роняя слёзы. — Я больше так не могу… Ольга Васильевна, как и моя мама, советовала мне сделать аборт. Просила сделать его в тайне от тебя, потому что ты бы точно не отказался от своего ребенка. Она говорила, что ты здесь со мной погубишь себя и станешь ненавидеть меня и нашего ребенка. И если я тебя люблю, то не стану губить твою жизнь, твои мечты и старания. А я тебя очень люблю, Саша. Очень. Всегда любила. И поэтому отпустила, сказав ужасные вещи, чтобы ты точно от меня отказался и не стал бы что-либо выяснять и копаться. Это было моё
Не открывая глаза, я вздрагивала и плакала, слыша, как Саша, крича, громил мой кабинет.
Раздался хлопок, а затем стало тихо.
Открыв глаза, я обнаружила себя в кабинете в полном одиночестве среди хаоса из порванных бумаг и сломанной мебели.
Кипящая внутри меня злость тоже требовала выхода, и я доломала всё, что до меня не сломал Саша. А затем без сил сползла по стене на пол, чувствуя удушье, боль и отчаяние.
Глава 29
К сожалению, спрятаться от всего мира я могу только на балконе своей квартиры и только тогда, когда дочка и сестра спят.
Сидя в темноте и наблюдая фонари ночного города, я слушала ветер. Хаос мыслей в голове тоже чем-то напоминал шум ветра. Я была не в силах выцепить из него хоть одну связную уверенную мысль, разве что только ту, что нужно было сразу выставить Сашину маму за дверь и даже не пытаться её слушать.
Но я сглупила.
Опять.
Позволила ей говорить, за что не получила ничего кроме оскорблений и сожаления о том, что это услышал Саша.
Я не хотела, чтобы его отношения с матерью были испорчены. Что было, то было. Но эта женщина, с отказавшими тормозами, сама пришла ко мне и сама себе вырыла яму, в которую и упала прямо на Сашиных глазах.
Не представляю, какой у них был разговор и к чему он привёл.
Я уверенна только в том, что Ольга Васильевна останется верной себе и не пожалеет ни об одном сказанном слове или принятом решении. Она не чувствовала свою вину, хотя должна была бы, но, видимо, совесть она давно променяла на дом и фонтан рядом с ним.
Но обиднее всего было не за себя, а за дочку, которую она назвала «ублюдком»
И это родную внучку. Она не могла не знать, что Настя её внучка. У нас не такой большой город, чтобы она о чём-то могла бы не слышать или не замечать.
Было обидно за Арину, которую она называла моей «шлюховатой» сестрой. Просто, наверняка, за то, что знает о том, что моя сестра работает в ночном баре.
И обидно было за Сашу, который, как теперь мне стало ясно, просто всегда был инструментом в руках собственной матери. А все его мечты — это мечты его матери, которые она умело навязала ему так, чтобы он был уверен, что тоже хочет богатства и славы.
Как он себя чувствует сейчас? Что делает?
Я хотела позвонить ему, узнать, всё ли с ним хорошо. Но сразу бросила эту затею.
Ему нужно разобраться в себе. Разобраться со своей матерью. И переварить всю информацию, полученную за этот короткий месяц.
Его жизнь перевернулась с ног на
А мне…
Мне нужен он.
Снова по щекам потекли слёзы, и я снова промокнула их пледом, в который была завёрнута.
Наверное, только сейчас оценила все прелести проведенного Ариной на балконе моей комнаты ремонта. За одно только подвесное кресло-кокон её можно считать святой.
— Ру! — вспомнила на свою голову. — Напугала, блин! — прошипела на меня Арина, влетевшая на балкон. — Я уж думала, что у тебя совсем крыша поехала.
— Я дура, конечно, но не настолько же, — повела я бровью, продолжая смотреть на ночной город.
— Систер, — выдохнула Арина и села мне в ноги, положив подбородок на колено. — Ну, хватит уже. Пожалуйста.
— Я просто сижу. Просто смотрю на фонари.
— И просто едешь крышечкой от всего этого гребаного семейства. Что тебе сказала его мамаша?
— Ничего особенного. Просто поскандалила.
— Если бы она просто поскандалила, то ты бы её просто послала. Что случилось, Ру. Расскажи мне.
— Ничего особенного, — качнула я головой, повторив заезженные слова. — Она просто дала Саше недостающий паззл от картинки прошлого. Он маленький, но самый паршивый.
— Ну, и пусть сами разбираются. Он уже большой мальчик, та старая карга ещё больше. Так что пусть как-нибудь сами.
— Мне бы твой пофигизм, — улыбнулась я натянуто и опустила взгляд на сестру, что смотрела на меня снизу вверх.
— У меня есть для тебя одно предложение, на которое ты согласишься. Потому что отказы я не приму.
— Что ты задумала?
— Завтра утром ты поедешь на теплые озёра на три дня…
— Нет, — ответила я сразу, даже не дослушав сестру. — Это не обсуждается. Я, в любом случае, не оставлю вас с Настей одних.
— «Будь, пожалуйста, послабее…» — процитировала Арина Роберта Рождественского, зная, как я люблю его стихи.
— И какое чудо ты планируешь мне подарить? — хохотнула.
— Ты отдохнёшь. Прикинь? Просто отдохнёшь. Ты ни разу не отдохнула с момента, как узнала, что забеременела. Отдых с нами не считается, — тут же бросила Арина, поняв, что я только что хотела сказать. — Одна ты не отдыхала никогда. Вдали от нас. От нас, в конце концов, ты тоже никогда не отдыхала.
— Я от вас и не уставала.
— Ну, да, — фыркнула сестра. — Рассказывай мне, ага. Я бы на твоем месте с такой компашкой только на транквилизаторах и сидела. Но завтра утром ты едешь на теплые озёра, заселяешься в отдельный домик, который я для тебя арендовала, и ничего не делаешь целых три дня. Только загораешь, купаешься и смотришь, на какие угодно фонари, — Арина обняла мои колени и укутали мои ноги в плед. — Ты устала, сестрёнка. Ты смертельно устала от всех и всего. Отдохни хотя бы раз. Хоть три дня. Ради нас с Настей. Отдохни и заодно обо всем подумай хорошенько. Я вижу, что тебе плохо. Ты даже сама не замечаешь, как похудела с момента Сашиного появления в этом городе. Так и до больнички со срывом недалеко. Отдохни, Ру. Дай нам с Настюхой хоть раз в жизни позаботиться и о тебе тоже, а не только ты о нас. Пожалуйста.