Приданое для Царевны-лягушки
Шрифт:
Нависнув над столом, Платон сначала вгляделся в лицо Илисы. Его сильно поразило это лицо – настолько оно было безжизненным, с застывшими неморгающими глазами. Но Гимнаст удивил Платона еще больше – тот смотрел на свечку жалобно, почти молясь лицом, сведенным в судорогу страдания. На ум не шло ни одно из известных Платону определений такого странного состояния присутствующих. Вот Венечка... Венечка бы сказал...
– Балдеете? – усмехнулся Платон.
От его дыхания свечка погасла. Илиса очнулась и в отчаянии посмотрела
– Все! – выдохнул тот.
– Значит, так тому и быть, – кивнула Илиса.
– Смотри на дым! – потребовал Гимнаст. – Сколько ему осталось?
– Мало.
– Что это вы делаете? – вклинился в их напряженные переговоры Платон.
– Все, Платоша, ты потушил свечку.
– Быстро одевайся, тебе нужно ехать в больницу, – вскочила Илиса. – Ты успеешь, только двигайся! Двигайся!
– Не гони его, может, я все расскажу? – спросил Гимнаст.
– Да, пусть он все расскажет, какая больница в три часа ночи? Я не хочу никуда ехать! – сопротивлялся Платон.
– Он должен узнать это от Кивы! Не мешай мне! – сверкая потемневшими от гнева глазами, набросилась Квака на Гимнаста.
– А если он не успеет? Третий покойничек за одни сутки – это для Платоши может быть перегиб!
– Опять – покойник? Я никуда не поеду! – ужаснулся Платон.
– Заткнись наконец! – крикнула Илиса Гимнасту.
– Платон должен быть в форме на своей обжираловке, – не успокаивается Гимнаст. – А он тогда будет совсем никакой.
– Тихо! – крикнул Платон. Дождался, когда из звуков осталось только тяжелое дыхание троих людей, и предложил: – Пусть Илиса скажет, что случилось.
– Адвокат в больнице. Он умирает. Скорей всего, не доживет до утра, – покосилась она на все еще чуть тлеющий фитилек свечи. – Нам позвонили, он просит тебя приехать. Он должен сказать что-то важное. Прошу, поторопись.
– Кока умирает? – не поверил Платон. – От чего?
– От полученных травм, несовместимых с жизнью. Одевайся!
– А где он получил эти травмы? – интересуется Платон, лихорадочно натягивая на себя рубашку.
– На улице он их получил, – путается в пуговицах его рубашки Илиса.
– Автомобильная авария?
– Нет. На него напали.
– И он хочет меня видеть?
– Очень! – уверила Илиса.
– А если... Если он умрет до моего приезда?
– Ты тогда, Платоша, не ходи на него смотреть, не ходи! Возвращайся быстрее домой. У тебя вечером очень важное дело, очень!.. – бормотал Гимнаст, надевая Платону туфли.
– Замолчи! Он не умрет. Он дождется Платона.
Подойдя к двери, Платон осмотрел Гимнаста и Кваку, в душе надеясь, что все можно отменить.
– Может, позвонить в эту больницу, узнать, как его состояние? – предложил он.
– Критическое! – заверила его Илиса. – Вот адрес больницы, – она засунула в карман его пиджака бумажку.
– А... А на чем я поеду?
– Твой джип во дворе.
–
– Иди с богом, Платон Матвеевич, – перекрестил его Гимнаст, развернул и подтолкнул к открытой двери.
Сев за руль, Платон застонал – стойкий запах табачного дыма.
Стоя у окна в квартире Платона, Гимнаст спросил Илису:
– Почему он не заводит?
– Машина прокурена – чертыхается.
– Он так будет до утра сидеть проветривать! – нервничает Гимнаст.
– Не будет. Сейчас закурит и поедет.
– Закурит?.. Платон?
Рассерженный Платон некоторое время задумчиво смотрел на бардачок, потом открыл его. Початая пачка «Мальборо». Он вытащил сигарету и понюхал ее. Засунул руку в бардачок подальше. Пластмассовая газовая зажигался.
Первая глубокая затяжка замутила голову, но со второй пришло некоторое просветление.
В больнице ему предложили надеть халат – идти нужно было в реанимацию, но халат этот совершенно не налезал, тогда медсестра укутала одним халатом правое плечо Платона, а другим – левое.
Увидев Коку под капельницей, с забинтованной головой и одним глазом, смотрящим из повязки, Платон решил сразу воспользоваться предложенным медсестрой табуретом и сел, скривившись – давал о себе знать ушиб.
– Платоша... – счастливо прошептал Кока, пытаясь добраться до его руки своей, в ссадинах. – Я уж думал... Слушай меня внимательно. Я оставил распоряжения обо всем своем имуществе. Там в бумагах есть телефон дельного юриста, он тебе поможет с опекунством, он знает.
– С чем? – Платон наклонился пониже.
– Дети... Они тебе нравились, ты будешь хорошим опекуном.
– Кока, подожди...
– Не перебивай. Они знают – если меня не станет, нужно ехать к дяде Платону. Они тебя помнят. Обещай, что не сдашь их чужим людям. Им нужна семья, они такие ранимые. Верочка наблюдается у психиатра, смерть матери... Никаких чужих людей, обещай!
– Обещаю, – как в бреду прошептал Платон.
– Вот и хорошо, вот и спасибо... Потом оценишь, потом. Это тебе будет избавление от одинокой старости. Платоша... Ты – куришь?..
– Курю и пью дешевую водку. Кока, кто это сделал, ты видел?
– А, это... Это мне божье наказание. Я видел его глаза. В шлеме. Через стекло. Если уж он пришел оттуда, чтобы меня убить, это наказание...
– Кто это был?
– Ангелы на мотоциклах, с цепями. Я шел из клуба... Они кричали, что я гомик. Какой же я гомик, Платоша? – Кока задергался со странными звуками, напоминающими кудахтанье. Платон вскочил, потом догадался, что это подобие смеха.
– Сядь, Платоша. Я должен тебе рассказать. Сядь. Богуслав умер, когда меня увидел. Я ничего не успел сделать, он узнал меня и умер. Я думал посмеяться, унизить его, а он отдал концы.