Приди и победи
Шрифт:
Но ведь я могу тебя потрогать, — капитан чувствовал, что сходит с ума по-настоящему. Что это — игры Хаоса? Может быть, они до сих пор идут по его коридорам, и все происходящее лишь мерещится ему? — Не просто потрогать. Я ведь говорил с тобой, целовал тебя, мы занимались любовью!!!
Бестужев почти кричал. Рядом, выпрыгивая лишь одному ему ведомый танец, куражился демон Хачериди. Факелы вокруг них тоже затеяли какую-то дьявольскую пляску. Отблески огня кружили капитану голову.
— Не поддавайся им, — Вера влепила Бестужеву звонкую пощечину. — Смотри
И капитан утонул в бездне этих красивых черных глаз. Коридоры Хаоса, врата в темницу Дьявола, брызгающий слюной Хачериди — все осталось где-то далеко, за пределами зрения. Он очутился в уютной комнате с полками книг, ящиком игрушек и уютной детской кроватью. В ней, посапывая, спал ребенок. В его маленьких ручонках, сжатых под подбородком, он увидел сложенный вдвое уголок одеяла.
— Помнишь? — спросила Вера в его голове.
— Помню, — ответил Бестужев. — Это “бубочка”.
— Мы придумали ее с тобой вместе, когда нам было страшно ложиться спать долгими зимними вечерами. Темнота наступала рано, а родителям иногда приходилось задерживаться допоздна.
— Я помню “бубочку”, - прошептал пораженный Бестужев. — И помню тебя. Ты же была моей няней, только волосы были желтого цвета!
— Тогда я предпочитала быть блондинкой, — засмеялась Вера. — Посмотри направо. Бестужев повернул голову и увидел длинный школьный коридор. Маленький мальчик стоял у двери в класс и боялся войти.
— Твой четвертый класс. Отца-военного в очередной раз перевели в другую часть, в другой город, и тебе пришлось снова переезжать. В этом военном городке были злые дети, и тебе было так страшно входить.
— Да, было очень страшно, — признался Бестужев. — Я помню это ощущение до сих пор. Но мне помогла завуч, взявшая меня за руку и познакомившая с одноклассниками.
Из-за угла вышла Вера, строго одетая на учительский манер: закрытая одежда, волосы, собранные в пучок, и огромные очки с толстыми линзами.
— Это же была ты, — снова поразился Бестужев. — Как же я мог это позабыть?
— Умения забывать — великий дар, свойственный людям, — прошептала Вера. — А помнишь, как ты познакомился с Лерой?
Пространство снова изменилось, и он увидел себя десятилетней давности. Была осень, дул пронизывающий ветер. Бестужев стоял вместе со своим бывшим одногруппником, а ныне коллегой — Васей Смирновым. Их дежурство закончилось, но домой идти не хотелось. Они стояли возле шаурмичной и ждали заказ, в руках были бумажные стаканчики с кофе. От нечего делать, друзья плотоядно разглядывали стайку девчонок, беззаботно пивших пиво на трубах рядом с Университетом.
— Ты знаешь вон ту, в зеленой куртке? — спросил друга Бестужев.
— Вроде ее Лера зовут, — ответил Вася. — Но мне больше нравится вон та, грудастенькая, Ленка вроде. Пойдем знакомиться?
— Конечно.
Но чем ближе они подходили, тем меньше у Бестужева оставалось решимости. Он уже совсем было решил начать разговор не с Лерой, а с другой девушкой,
— Я всегда была рядом, — вновь повторила Вера. — Оберегала и любила тебя. Потому что я — часть тебя. Та часть, которой тебе сегодня предстоит пожертвовать.
— Но я не хочу этого, — закричал Бестужев. — Я хочу, чтобы ты всегда оставалось вместе со мной.
— Это невозможно, мой капитан, — он понял, что она улыбалась, но эта улыбка была грустной. — Ты сможешь пройти эти ворота только, оставив веру, надежду и любовь перед этим порогом.
— Тогда я никуда не пойду, я останусь с тобой здесь — навсегда, — взмолился Бестужев.
— Нет, я не могу этого позволить. Если мы останемся, то Хаос, в конце концов, доберется до тебя и сведет с ума. А это будет означать, что я не справилась. Нет, я не могу этого допустить. Сегодня я останусь здесь, а ты — пойдешь дальше. И исполнишь свое предназначение. Не нужно ни о чем жалеть, мой Бестужев. Сожаление — самое ненужное людское чувство.
Воздух перед капитаном замерцал, и Вера материализовалась прямо перед ним. Она подошла вплотную и впилась в него губами долгим и глубоким поцелуем. Когда она отпустила его губы, Бестужев почувствовал, что в груди стало странно пусто.
“Не надо ни о чем жалеть”, раздался в его голове голос Веры. Она протянула руку, снова погладила его по щеке и неожиданно прочитала грустным поставленным голосом:
Мой старый друг, мой верный Дьявол,
Пропел мне песенку одну:
"Всю ночь моряк в пучине плавал,
А на заре пошел ко дну.
Кругом вставали волны-стены,
Спадали, вспенивались вновь,
Пред ним неслась, белее пены,
Его великая любовь.
Он слышал зов, когда он плавал:
"О, верь мне, я не обману"…
Но помни, — молвил умный Дьявол, -
Он на заре пошел ко дну".
— Чьи это строки? — спросил Бестужев.
— Коленьки Гумилева, — глядя в сторону ответила Вера. — Очень хороший и талантливый был мальчик. Его ждала блестящая жизнь, но однажды его хранитель не справился…
Капитан молчал, не зная, что сказать.
— Но сейчас не о нем, а о нас, мой Бестужев. Саша, пора возвращаться. Закрой глаза.
Бестужев послушно опустил веки, а когда снова поднял, то увидел, что вновь находится перед вратами к темнице Дьявола. Сидящий на корточках Хачериди пристально смотрел на него. А вот Веры рядом не было. Капитан завертел головой в поисках своего хранителя и обнаружил ее, идущую к странной постройке. Он не мог понять, что это такое, но чувствовал исходящую угрозу.