Приди и помоги. Мстислав Удалой

Филимонов Александр Васильевич

Плохую ли жену дал ему Мстислав Мстиславич? Елена, старшенькая из дочерей, собой красива, не своенравна, не зла. Ах, другому надо было отдать Елену! Мало ли князей молодых? Любой бы взял ее за себя с радостью, и любил бы, души в ней не чаял, и тестю был бы век благодарен. Ругал себя Мстислав Мстиславич: что наделал, старый дурень, польстился на близкое родство с великим князем Владимирским! Тогда, в Торопце, казалось, что в невестках у великого князя Елене хорошо будет и детям ее, внукам Мстислава Мстиславича, тоже. А нет до сих пор детей у Елены! Ярослав, по слухам, с ней и не живет вовсе как с женой. Подобно половецкому хану, поганцу некрещеному, завел рабынь для услады целую дюжину.

Когда из Новгорода, осерчав на жителей, уехал Ярослав к себе в

Суздаль, то и Елену увез с собой. Тут она жила, голубка, думал Мстислав Мстиславич, разглядывая просто, без роскоши, убранную светлицу. Ходила небось крадучись по дворцу, в котором ей надлежало быть полновластной хозяйкой. Боялась лишний раз попасться на глаза мужу своему строгому или какой-нибудь из этих кобыл беззаконных, наложниц Ярослава. Говорили, что те, возомнив о себе сверх меры, раз князь дарит их своими ласками, к Елене относились издевательски, оскорбляли ее, насмешничали над ней. Горько было об этом думать. Каково-то ей, выросшей в тепле родительской любви, было выносить эти издевательства?

Погруженный в невеселые размышления, Мстислав Мстиславич даже вздрогнул, когда послышался стук в дверь. Совсем раскис, забыл о делах. Настанет еще время о судьбе дочери позаботиться.

— Кто там? — отозвался он.

Вошел мечник Никита, и, поглядев на него, Мстислав Мстиславич спросил:

— Никита! Ты что же домой-то не побежал? Своих проведать?

— Твой приказ исполнял, княже.

— А у меня из головы вылетело, что ты новгородец. Что же не напомнил-то? Нашлось бы кому другому приказ мой исполнить.

— Все сделано, княже, как ты велел. Заковали этих, под стражу взяли. Наместник свою челядь загонял — по домам они хлеб развозят. Я не только княжеские — я и его кладовые заставил открыть. Уж он вилял, вилял, чтобы свое-то сохранить. Теперь плачет. Поеду я, княже, погляжу, как мои там?

— Так поезжай. Давно уж надо было.

Мечник ушел. Затворив за собой дверь, скатился по крутой лестнице — Мстиславу Мстиславичу были слышны торопливые шаги. Князь вздохнул и подумал примерно о том же, о чем думал Власий и другие: не осталось, наверное, у Никиты никого, иначе родные его уже давно бы нашли. Никиту князь любил и горе его готов был принять близко к сердцу. Еще одно горе! Ну, по правде сказать, не такое уж большое для князя, но все-таки. И опять причиной всему — Ярослав.

Итак, следовало думать о будущих делах. Каким бы человеком он ни был, зятюшка, а придется с ним жить в мире. Воевать не хотелось. Вдоволь уже навоевались, пора начинать оговариваться. У Ярослава в заложниках много знатных граждан новгородских, одних торговых людей больше тысячи — и в Торжке, и в Твери, и в Переяславле, и в самом Суздале. Их жизни тоже надо пожалеть, тем более сейчас, когда новгородский стол опять за Мстиславом Мстиславичем. Если не выручить заложников, то горя в Новгороде еще добавится. А князь Ярослав их не пощадит в случае войны.

Все сложилось бы гораздо лучше, если бы после смерти великого князя Всеволода старшинство досталось Константину — как и полагалось. Константин не позволил бы младшему брату своевольничать и творить зло. И не было бы угрозы спокойствию и миру на русской земле.

Ничего не смог придумать князь Мстислав, кроме того, что надо искать встречи с Ярославом. Одна была надежда: повидавшись с зятем и поговорив с ним, можно будет убедить его в неправедности жизни, которую он ведет, в неразумии злобы, которая переполняет душу Ярослава. Конечно, встречи один на один не получится, ведь говорить с князем Ярославом — это значит иметь дело с его братом, Георгием Всеволодовичем, великим князем Владимирским. Без покровительства и одобрения со стороны Георгия Ярослав, при всем его крутом нраве, мало что смог бы натворить. С огромной силой надо будет вести переговоры, иначе придется с ней же вести войну. А это Мстислав Мстиславич даже вообразить себе не мог. Пока не мог.

День заканчивался. Предстояло еще отужинать, помолиться — и спать. Завтрашний день обещал большие хлопоты. Изможденный, наполовину вымерший — но это все же был

Новгород, и жители его по-прежнему оставались вольны и свободолюбивы. И решать важные вопросы, касающиеся дальнейшей жизни, необходимо было только на общем вече. Трудненько будет собрать народ, многие и ходят-то с трудом. Придется в колокол вечевой бить с самого утра. И саней, что ли, побольше отправить в город — пусть те, кто ходить не могут, на санях доберутся до Ярославова двора. Да не забыть сказать, чтобы на дворе котлы поставили с горячей водой медовой. Голодному человеку черпак такой сладкой водицы выпить — он сразу бодрее станет, и голова у него лучше будет соображать.

Эта мысль понравилась Мстиславу Мстиславичу. Когда уж спать лег — все думал об этих котлах: отыщется ли их достаточное количество, чтобы напоить всех жаждущих? А посуды разливательной сколько понадобится! Ничего, отыщем, думал он. На дворцовых поварнях не хватит — боярские дворы потрясем. И меду не жалеть, меду побольше класть! С тем и уснул.

Назавтра созывать людей к вечевому колоколу стали с самого раннего утра — еще и солнце не вставало. Чтобы призывный звон, знакомый каждому новгородцу, не прерывался, звонившие сменяли друг друга. Протяжная песня колокольной меди, замешенной на серебре, плыла над городом, будила жителей, напоминала им о прежних счастливых временах, заставляла их подниматься и идти. Непреложный закон веча — один из столпов, на которых всегда покоились достоинство и гордость новгородские.

Мертвых на улицах поубавилось, но живых стало больше — город понемногу оживал. Сказывалась и вчерашняя — под присмотром выборных — раздача хлеба: многие легли спать сытыми, впервые за долгое время. К полудню Ярославов двор был заполнен — не до отказа, как раньше, но, видя перед собой такое широкое народное представительство, князь Мстислав мог быть уверен, что говорит со всем Новгородом и решение, которое вынесет вече, будет общим и законным.

В том же, каким оно будет, Мстислав Мстиславич не сомневался. Поцеловав крест на верность Новгороду, он попросил у граждан княжеского стола. Просил также прощения за то, что год назад по прихоти своей оставил город. Повинился, что не смог предвидеть, какие тяжелые последствия вызовет его поступок, не догадался принять меры против этого.

Граждане новгородские были рады принять к себе обратно бывшего своего князя. Их радостное единодушие не было выражением благодарности голодных к тому, кто их накормил и напоил горячей водой с медом. Они снова поверили в возрождение былой новгородской славы, былого достатка. После тяжелых месяцев отчаяния эта вера словно сообщала им новые силы.

Нельзя было обойти молчанием вопрос о заложниках. Почти все торговое сословие новгородское находилось в руках Ярослава Всеволодовича. И вызволить купцов, да еще желательно со всеми товарами и прочим имением — было сейчас главной задачей нового князя. Только это сословие, влившись снова в городскую жизнь, могло быстро удовлетворить все нужды горожан — дать им еду и работу. Перед собравшимся вечем князь Мстислав торжественно пообещал, что либо вернет мужей новгородских, либо — положит свою голову. Однако, добавил он, может случиться всякое, и как Новгород ни ослаблен, а все равно должен быть готов по первому требованию князя предоставить ему воинскую помощь. И снова новгородцы в один голос заявили, что со своим князем готовы и на жизнь и на смерть. На том и закончилось вече. Очень жалел князь, что сейчас с ним не было посадника Твердислава. Тот сидел, наверное, где-нибудь в Торжке, под стражей, разделяя общую участь всех новгородских послов, ездивших к Ярославу Всеволодовичу. Посадник, с его огромным влиянием на горожан, мог бы сильно помочь князю в подготовке возможного военного похода. Ничего не поделаешь — приходилось обходиться без Твердислава, своими силами. Вся дружина только и занималась тем, что развозила по городу припасы, взятые на городище, делила еду да искала мужчин, пригодных воевать. Этим надо было отъедаться поскорее, восстанавливать силы. Им по приказу Мстислава Мстиславича выдавалась еда дополнительная.