Придон

Никитин Юрий Александрович

– Придон! Слава Придону!.. Слава самому великому воину на всем белом свете!

Со всех сторон раздались ликующие крики. Придон смотрел на обезглавленное тело остановившимися глазами. Лицо окаменело, Аснерд тряхнул его за плечо.

– Ты победил!

– Да, – ответил Придон хриплым голосом, – да… Победил?.. Точно победил?

– Да взгляни, ты же его располосовал, как хозяйка разделывает рыбу!

Придон прошептал:

– Но почему он дал себя убить?.. Аснерд, у него в самом деле была возможность нанести мне смертельный

удар! Почему… почему он не воспользовался?

* * *

…Из города вышли, громыхая железом, мрачные воины. Обезглавленное тело положили на носилки, голову поместили так, что Дунай выглядел заснувшим, если не считать страшной косой раны на шее.

Распоряжался носильщиками Рипей, старый знакомый. Аснерд поприветствовал дружески, после победы Придона готов был обниматься со всеми куявами, война окончена, столица взята, но Рипей скривился, сделал вид, что не заметил.

Аснерд сказал нетерпеливо:

– Рипей, не вороти рыло. Скажи там, пусть откроют ворота пошире. Мы уже имеем право заходить в город!

Рипей проворчал:

– Сперва должны показать Дуная. Тулей и его люди удостоверятся в его гибели, тогда скажут слово. А я всего лишь старшина дворцовых лучников.

– Так чего ты здесь?

– Дунай был моим другом, – ответил Рипей коротко.

Аснерд кивнул:

– Друзей надо чтить. Думаю, другие просто струсили выйти к нам. Неси и скажи… что мне жаль. Он был великим воином.

Двенадцать носильщиков взялись за толстые рукояти, закряхтели, плотная ткань, проложенная толстыми веревками, натянулась, заскрипела. Все двенадцать медленно пошли к воротам, сгибаясь под непомерной тяжестью, будто несли гору.

Рипей шел сзади, словно прикрывал их своим телом, но у ворот опередил, вошел первым. Аснерд отвернулся, встретился взглядом с Вяземайтом. Тот с Щецином смотрел вслед уходящему телу Дуная.

– Вот и закончилась война, – сказал он просто. – Кто бы поверил?

Щецин широко улыбнулся:

– Надеюсь, Придон уже подумал, что будем делать с городом? Не учинять разгромов, не убивать и не грабить, но кого-то повесить для острастки надо бы, верно? Иначе эти трусливые души нас уважать не станут. Они понимают только силу. Куявы…

Придон не слышал ликующих криков, Вяземайт врачевал его раны. Дважды заглядывал в шатер Аснерд, велел подготовить белого коня, в покоренный город принято на белом, это олицетворяет чистые намерения победителя, никаких черных замыслов, заодно заменили и цветную попону, по ту сторону тонкой шелковой стенки громко спорили, кто за кем поедет по улицам прекрасной Куябы.

Аснерд заглянул снова, брови сдвинулись у переносицы, сказал раздраженно:

– Что они тянут?.. Не ожил же Дунай!..

Придон лежал, сам распластанный, как рыба, Вяземайт прикладывал к ранам жгучее снадобье, пекло, будто прижигал огнем, Придон старался не шевельнуть даже бровью, не по-мужски

чувствовать боль, руки, грудь и плечо плотно замотаны чистыми тряпицами, сквозь которые уже перестали проступать красные пятна.

– А вдруг у них чародеи и не такое могут?

Аснерд зло оскалил зубы.

– Чародеи могут многое, но воскрешать мертвых – запрещено, даже я знаю. Верно, Вяземайт?

Вяземайт молча накладывал жижу из перемолотых листьев на рану слева на голове, Придон стиснул зубы, побелел, боль жгучая, а когда выдохнул и заметно расслабил мышцы, Вяземайт буркнул:

– Верно-верно. В самом деле прошло уже многовато времени. Ты пошли кого-нибудь к воротам. Пусть покричат. Что у них там случилось?

Аснерд исчез. Придон повел плечами, поморщился. Больше дает знать о себе та рана, что не заживает, чем эти царапины. Тело уже медленно оживает, а вместе с заживающими ранами выпаривается усталость, от кончиков пальцев до пят наливается силой. Прекрасный лекарь Вяземайт, трудно поверить, что чистое лекарьство, без магии.

Он тряхнул головой, сел, прислушался к себе, поднялся, снова повел плечами. Вяземайт смотрел на него с удовольствием.

– Ты красив, Придон, – сказал он. – В самом деле… Ни одна женщина не отведет от тебя глаз. С каждым днем становишься все… значительнее, что ли? Когда въедешь в город, то…

По ту сторону тонкой ткани послышался конский топот, крики, звон оружия. Придон насторожился, полог вскоре распахнулся, ввалился Меклен, его с одной стороны поддерживал взбешенный Аснерд, с другой – Волог, тысячник. Лицо и грудь Меклена были залиты кровью.

– Придон! – вскричал Аснерд страшным голосом. – Эти сволочи… Эти сволочи…

– Что? – крикнул Придон. – Что сказали?

– Они… отказываются. Вот он был у самых ворот и говорил с их главным. Похоже, с самим Щажардом.

Придон ощутил, как будто тараном получил в солнечное сплетение. В глазах потемнело, он услышал тонкий комариный звон, это истончились голоса Аснерда и Вяземайта, потом из тьмы выплыли искаженные яростью лица.

Жаркая кровь бросилась в лицо, он спросил страшным хриплым голосом:

– Что?.. Как они это сказали?

Меклен повторил виноватым голосом:

– Что не откроют ворота. Что поединок был неправильным. Что артанские колдуны ослабили непобедимого Дуная. Что Дунай легко бы победил, если бы не артанские хитрости. И…

Он умолк. Придон вскрикнул в бешенстве:

– Что? Что еще?

Меклен сказал тихо:

– Мне показалось, что они… не очень уж огорчены смертью их героя. Как будто сами принесли его в жертву.

Аснерд крякнул, шумно поскреб в затылке.

– Опять, опять эти непонятные куявские хитрости!

В мертвом молчании глухо рыкнул Вяземайт. Завозился и засопел Волог, но, когда все уставились на него, обычно говорливый Волог смолчал и уронил взгляд в застланный шкурами пол.