Придон

Никитин Юрий Александрович

– Я не принадлежу тебе!

– Отныне ты моя жена, – сказал он все еще тихо, но она уловила в его сдержанном голосе дальние отголоски гнева. – Даже по вашим куявским законам.

Она повернула голову и уже прямо взглянула ему в глаза.

– Да, ритуалы соблюдены… Но кто осмелится противиться, когда к горлу приставлен нож?

Он фыркнул:

– Да любой артанин!

– Артанин, – ответила она тихо, – ну да, гордые артане…

Его пальцы наконец-то коснулись ее золотистой кожи. Итания смутно удивилась, насколько нежным и почти невесомым оказалось это прикосновение.

Тут же она заставила себя вспомнить горящие города, разгром Куябы, трупы на улицах, душераздирающие крики женщин, которых насиловали прямо на порогах их домов…

– Чудовище, – сказала она.

Придон застыл. В ее чистых прекрасных глазах горела бешеная ненависть, которую он еще не видел в рыбьих глазах куявов.

– Да, – ответил он, – но я люблю тебя.

– А я тебя ненавижу!

Он горько засмеялся:

– Что это решает? Я разрушил огромное государство, чтобы заполучить тебя. Если понадобится, я разрушу весь мир. Я уже разрушил свою душу, а сейчас готов и буду рушить все, но я пойду до конца.

Он схватил ее в объятия. Итания вскрикнула от боли и отвращения, его пальцы показались железными капканами.

– Отныне ты моя жена…

– Нет, – ответила она твердо, – всего лишь твоя добыча. Он гневно зарычал, в самом деле став похожим на разъяренного льва, которого лягнул олененок.

– Добыча? Хорошо, пусть по-твоему!

Она вскрикнула, когда его сильные грубые руки сорвали с нее простыню. Горячее дыхание обожгло ее лицо. Он яростно поцеловал ее, в первое мгновение ей показалось, что он сдерживается, даже пытается быть нежным, но ярость и обида в нем пересилили, он впился в нее жадно и в нетерпеливом бешенстве, а железные пальцы ухватили ее нежные плечи, прижали к постели.

Его горячая кожа обожгла ее нежное тело. Она все еще пыталась вырваться, била его кулачками. Пыталась столкнуть нависшее над ней горячее твердое тело, однако Придон не ощущал ни ее сопротивления, ни ее ярости, не чувствовал ее унижения.

Она извивалась изо всех сил, Придон оторвался от ее губ, дыхание остановилось в груди. От обнаженного тела Итании исходил свет. Она не просто прекрасна – божественная полна чистой и девственной жизни. Ее девственная грудь показалась еще выше, острее, словно выточенная умелым скульптором, тонкая талия, плоский живот с приковывающим взгляд пупком. Придон отстранился еще больше и увидел ее лицо. В широко распахнутых глазах были страх и ненависть, губы распухли и стали ярко-красными.

– Ты моя, – сказал он с болью, нежностью и яростью. – Ты моя! Никому не отнять, даже если все боги попытаются тебя оторвать от моего сердца…

Она вскрикнула, когда он снова накрыл ее губы горячим обжигающим ртом. Его колено раздвинуло ее ноги. Она противилась, как могла. Ей казалось, что мышцы порвутся от напряжения. Потом ее пронзила жестокая боль.

Глава 4

Придон спал, а Итания, наплакавшись, затихла и лежала на спине. По щекам еще долго бежали слезы, затем высохли, она смотрела в темный потолок сухими воспаленными глазами. Во всем истерзанном

теле оставалась недобрая боль, но еще горше саднило в груди, где к унижению и оскорблению добавилось странное разочарование.

Где тот черноволосый герой, который смотрел на нее, распахнув от изумления рот, когда увидел ее впервые?.. Тот самый, который сумел добыть ножны волшебного меча и примчался счастливый и ликующий, мечтающий заслужить благосклонный взмах ее ресниц?.. Тот самый, который своими страстными песнями потряс самые заскорузлые души, заставил рыдать самых черствых, а любящим вложил в руки невиданное по мощи оружие?

Где даже тот, что молча смотрел на нее, спящую в повозке, а потом был так нежен и сумел зажечь в ней огонь, которого стыдится и страшится до сих пор?

Дыхание Придона участилось. Она некоторое время слушала в оцепенении, но Придон захрипел, застонал, и тогда лишь она с усилием скосила глаза в его сторону. Глазные яблоки пересохли, от движения возникла боль, словно под веки насыпали горячего песка.

Тело Придона выгнулось дугой, сквозь сжатые челюсти протиснулся стон. Его веки дергались, силились подняться. По лицу пробежала судорога.

– Итания… – послышался стон. – Итания… Все для тебя, Итания…

Она горько улыбнулась, ощутила боль в застывшем лице, словно кожа лопалась, подобно застывшей глине.

Она потихоньку встала, Придон не ощутил потери, и она, ступая босыми ногами по ковру, подошла к окну. Отчаяние было таким сильным, что если бы не появившаяся после ее побега решетка, то не задумываясь выбросилась бы наружу. И пусть бы завтра утром убедился, что не он властен над ее судьбой, ее жизнью.

Луна чуть сместилась, широкий луч призрачного света упал на ложе. Лицо Придона выглядело смертельно бледным, исхудавшим, измученным. Он выглядел намного старше того восторженного юноши, что всего один год тому отправился искать волшебный меч.

На середине зала сиротливо белела простыня, Придон в неистовстве отшвырнул ее, словно ядовитую змею, Итания подобрала и завернулась в нее, медленно пошла вдоль стены. Слуги любят посплетничать, она сама не раз слышала таинственные рассказы о тайных ходах, подземельях, мертвых стражах, что охраняют сокровища, даже целых залах, выстроенных древними строителями, сейчас самое бы время отыскать такой ход, скрыться, это тоже нанесет рану этому чудовищу, в которое так внезапно превратился обезумевший от любви певец…

Но не скрыться, на этот раз десятки волхвов во главе с Вяземайтом просмотрели все стены, потолки, полы, выявили тайные ходы и все перекрыли, заложили камнями.

* * *

Она проснулась с первым лучом солнца. В теле странная свежесть, словно ночью этот зверь не терзал ее, утоляя свою похоть. Тихо, слышно, как за окном, далеко внизу перекликается стража.

Как можно незаметнее повернула голову, надеясь, что Придон ушел, а она на огромном ложе одна и может лежать бездумно. Увы, ложе настолько огромно, что Придон здесь, хоть и на расстоянии копья. Скомканное одеяло на полу, так и заснул обнаженным, сейчас лето, а в Куявии даже зимы мягкие, теплые.