Придонье
Шрифт:
— А это безопасно? — спросил Филин. — Он с крыши не свалится?
— Если страховочный трос зацепить не забудет — не свалится. — сухо ответил водитель.
— А тебя как звать-то, водила? — спросил Балу.
— Капитаном зовите. — ответил водитель и повернул ключ зажигания.
Двигатель завёлся только со второго раза и то для начала покашлял изрядно. Услышав два хлопка по корпусу — стрелок закрепил страховку и готов ехать — водитель вывел автобус из крепости Вокзал и отправился по прямой улице к выезду из города. Трое беженцев, не имевших отношение к заданию, уселись за одним из столиков, Соболь сел поодаль от остальных людей и принялся рассматривать какую-то карту, Балу, Филин и Кот заняли второй стол и стали резаться в карты, а
— Слушай, Капитан, — Балу подсел поближе к водителю, оставив карты. — А правда, что на вокзале бронепоезд строят?
— Конечно правда, — отозвался водитель. — А ещё мы туда ядерные боеголовки сгружаем, которые на Атоммаше строят. — Капитан говорил с напускной серьёзностью, но, увидев непонимание, продолжил:- Да нет, конечно, это слухи всё да байки. Мы вагоны свозим к вокзалу, а затем из них бараки делаем или разбираем. Так сказать, увеличиваем жилое пространство.
Удовлетворённый ответом, здоровяк вернулся к оставленной игре, а Яр, подслушивающий разговор, вернулся к пейзажу за окном.
Снаружи, сменяя друг друга, мелькали рушащиеся здания и растущие повсюду деревья и кустарники. За те двадцать, что прошли после Ливня, природа постепенно отвоёвывала город. Трава пробивала крошащийся асфальт, густой бурьян захватывал места отдыха, дождь и ветер подтачивал бетон "памятников древнего зодчества". Мать Природа стала отвоёвывать оккупированные человеком территории. Спустя ещё пару десятков лет не останется и следа от высоких бетонных крепостей, медных монументов и огромных мостов, а сам человек превратится в деградирующую обезьяну с примитивными инстинктами. Именно к этому всё идёт. Люди давно уже смирились с тем, что остаток жизни проведут в железобетонной коробке под толщей земли. Они подавили в себе природное любопытство, благодаря которому были сделаны великие открытия. А культурное наследие прошлого они отвергают, говоря при этом: "Какое практическое применение может дать история о подростке с волшебной палочкой?". Литературные произведения, на которых выросло не одно поколение выбрасывается в топку, если в нём не сказано, как развести костёр или соорудить самопал. Поколение детей выросшее после Ливня уже не прочитает эти замечательные истории, которые помогают понимать, что такое добро и чем оно отличается от зла. И, когда дети вырастают, они начинают издеваться над теми, кто слабее их или просто немного отличается.
Тот же Хаунд на себе испытал побои жестоких детей, но сам мутант никогда не поднял руку на них. Он уклонялся от ударов, но никогда не наносил их. Однажды, трое парнишек зажали Хаунда в угол. Один из них попытался ударить мутанта, но из-за уклона, он влетел в стену, разбив нос. Родители этого парнишки, не стали разбираться в ситуации, а нагло сказали коменданту, что Хаунд ударил их ребёнка. Мутанта могли посадить в местный карцер, но тут один из друзей пострадавшего парнишки, как всё было на самом деле. С тех пор, заступившийся за мутанта подросток, стал изгоем для бывших друзей, но лучшим другом для мутанта.
Когда "Беженец-экспресс" миновал магистральный канал, Ярик заметил необычную картину: правая сторона дороги сплошь поросла деревьями и бурьяном, а на левой стояла одинокая многоэтажка. Своеобразная иллюстрация борьбы природы с человеческим наследием. Несмотря на огромный натиск природной силы, одинокая крепость держалась из последних сил. Но так не будет продолжаться вечно. Рано или поздно природная сила проведёт "озеленение" города, сотрёт все следы пребывания здесь "венца природы", оставив чистую строительную площадку для следующей цивилизации, которая несомненно придёт к такому же итогу.
— Чтобы создать что-либо, придётся что-то разрушить. — бродяга не заметил, как мысли перенеслись на слова, но никто из пассажиров не слышал, что сказал их попутчик.
Автобус замедлил ход и свернул на дорогу ведущую мимо производственных баз к руинам ВОЭЗа.
Волгодонской опытно-экспериментальный завод стал заброшенной территорией
— А сейчас, господа, попрошу в дополнение к вашим резиновым шмоткам натянуть ещё и масочки. — произнёс водитель, когда дозиметр, лежащий на приборной панели, начал потрескивать, попутно натягивая старенький ГП-5.
Бетонная изгородь завода, на верху которой клубилась колючая проволока, была сплошь и рядом исписана различным граффити и нарисованными мелом и углём символами.
"До Ливня никак понять не мог, почему молодёжное граффити — это вандализм, а всякая постмодернистская хрень — искусство. — подумал бродяга, глядя на разукрашенную ограду. — Да и сейчас никак понять не могу."
После осмотра "заводской галереи", бродяга обратил внимание на то место, где располагались дачные участки. Домов или заборов видно не было. Любое упоминание о пребывание человека было старательно замаскировано разбушевавшейся флорой, а в этих зарослях бесспорно обитали кошмарные порождения нового мира, которые рано или поздно заявят о себе.
Довольно скоро автобус доехал до территории шлюзов, где устроили одну из своих баз речники.
Ливень и принесённая им радиация и химикаты практически никак не сказались на жизни любителей поплавать по Дону. Они всё так же продолжали бороздить просторы тихого дона, но у каждого были свои цели. Кто-то хотел подзаработать на продаже рыбы, кто-то охотился на речных мутантов, были и такие, кто называл себя пиратами, а некоторые энтузиасты пытались отыскать более чистые территории, чем Волгодонск, ну а в данный момент восемь беженцев искали перевозчика.
— Эх жаль не увидим Чистилище. — огорчённо подумал Кот.
При словах товарища, бродяга вспомнил известную всем историю.
Во время Войны, обе стороны нападали на убежища противника. Однажды старогородцы напали на убежище, в котором прятался ударный отряд новогородцев. Вояки Старого вырезали почти две трети населения убежища, а остальных переправили в тюрьму, в которую превратили старый большой корабль остановившийся перед шлюзом, ведущим в водохранилище. Среди задержанных были дети, которых пощадили во время резни. Одни из них всегда бунтовал, рвался на свободу, но его всегда ловили и отправляли в карцер. Его так и прозвали — Бунтарь. Когда дети выросли, многое в их взглядах на жизнь поменялось: за прилежное поведение лучшего друга Бунтаря, с которым они попали в тюрьму, перевели из задержанных в надзиратели. Он хотел забрать Бунтаря, но он пожелал, чтобы друг забрал с собой их подругу. Его вскоре прозвали Цербером. Бунтарь всё так же продолжал пытаться сбежать, но каждый раз побег срывался. Цербер первое время помогал своему другу, приносил еду, иногда лекарства, если то болел, но после очередного побега, Цербер отказался от друга.
Вскоре после этого надзиратели стали устраивать бои без правил между заключёнными. Чемпион всячески поощрялся надзирателями, чемпион так же решал судьбу побеждённого. Однажды произвольно выбранным противником для чемпиона стал хиленький пацанёнок, которого выбрал Цербер. Сестра паренька просила Бунтаря помочь брату. Он некоторое время смотрел на то, как чемпион наносил удары и, не выдержав, он воспользовался правом замены — выйти на бой вместо выбранного человека. Бой был долгим, но Бунтарь победил чемпиона, заняв его место. Надзиратели сказали, что он может просить что хочет. Бунтарь попросил приносить ему еду в его камеру два раза в день, которой он делился с сокамерниками.