Придуманная жизнь
Шрифт:
– А ты все такой же грубиян и пошляк, каким был всегда, дружок.
– Но, это же правда, разве нет? Прикинь, а не заняться ли нам и вправду сексом, ведь
что мы с тобой вытворяли, уровень был, что надо! Ты не поймешь, каких трудов мне стоило потом испытать нечто подобное. Блин, да за все это время я так и не добился этого!
(Вот это да, – сказала я, – подумать только. Диего Сантаклара польстил мне. Теперь
оказывается, что лучший трах у него был со мной, и поэтому он не раз наставлял мне рога, видимо для тренировки.)
– Брось, Диего, кончай, не преувеличивай.
– Ната, да ты покраснела. Вот только не говори мне сейчас,
заговорил о сексе, это была наша любимая тема… Подумать только, твой архитектор превратил тебя в жеманницу!
– Ты дурак, или прикидываешься?
– Прости, прости, ты же меня знаешь…
– Я тебя умоляю, давай сменим тему.
– Ладно, я ведь тут смотался в Лондон, прожил там два года. Закрутил с одной
танцовщицей-бельгийкой, мы поехали туда вдвоем, это была настоящая катастрофа. И с тех пор ничего постоянного. Я много раз вспоминал о тебе, Ната, о тех безрассудствах, что мы творили, о той свободе во всем, с которой мы жили. Я вспоминаю об этом, как о чем-то
очень-очень ярком…
( Ярчайшее, согласна. Ты заезжал за мной в универ. Ты поъезжал к факультетcким
дверям на “Веспе”, доставшемся тебе в наследство от отца, и мы сматывались в Ретиро, или глотнуть пивка к Монклоа, или же забирались в музей, потому что там была необыкновенная выставка, которую нам хотелось посмотреть. И мы целовались на каждой улице, на каждом углу и в каждом баре. Мы постоянно занимались любовью, а иногда в кровати ты говорил о стихах Феликса Гранде, отмечая, что мы тоже были животными, и занимались любовью инстинктивно. Ты обнюхивал все мое тело и я, не переставая смеялась. Мы были двумя пылкими, влюбленными существами. Как же сильно мы любили друг друга или же только думали, что любили, но абсолютно точно, когда проходил приступ безумства, наступали адские месяцы. Ты безо всякого стыда передо мной начинал увязываться за другими девчонками и я тебе говорила, чтобы мы покончили со всем этим для того, чтобы ты мог делать все, что только пожелаешь. Когда мы расставались, ты умолял, чтобы мы снова были вместе, чтобы потом снова расстаться. Иногда я думала, что вот-вот заболею. В первый и последний раз в своей жизни я умирала от ревности. Я ревновала его к каждому столбу. Я входила в бар и, вместо того, чтобы высматривать пацанов, разглядывала девчонок, которые, по моему мнению, могли бы тебе понравиться. Блондинки могли тебе понравиться за то, что были блондинками, смуглянки – за то, что смуглые, худые – за то, что худые, фигуристые – за красивую фигуру. Я ненавидела их всех. Ты тоже не давал мне передохнуть. Всякий раз, как мы расставались, ты снова и снова сходил с ума, думая, что я могла умотать куда-то с другим. Ранним утром, на рассвете, ты звонил мне, или поджидал у двери бара на своем мотороллере. Я привыкла к подобной жизни и даже подумала, что, вполне возможно, это может продолжаться всю жизнь. Я думала так какое-то время, пока однажды ночью не встретилась с другом, с которым мы не виделись довольно давно. Он сказал, что у меня бесконечно грустный взгляд. “Что тебе сделали, Ната?”, – спросил он. На следующий день я бросила тебя.)
– Очень ярком, Диего. Не знаю, каким еще, но ярким – было.
– И посмотри на нас теперь… После стольких лет, мы сидим здесь, на этой веранде,
перед этим парковым фонтаном… Тебе нравится фонтан, а? Не отводи глаз. Я всегда тащился от твоего взгляда, от того, как ты смотрела на мир... и как смотрела на меня. Я и сейчас тащусь.
( Ну уж нет, дружок, как бы не так, держи карман шире.
– Хватит, Диего, не мели чушь. Прошло уже больше десятка лет.
– И что же? Ты все та же. Лучше, ты лучше.
– Перестань, дурачок, давай расплатимся, мне пора идти.
– Заплатишь за меня, ладно? Я без гроша.
– Ну, конечно, ты все такой же бессовестный наглец, дружок!
– Чтобы ты так не говорила, смотри, ты оплачиваешь пиво, а я дарю тебе книгу.
Внакладе не останешься, еще и в выигрыше будешь. Я дарю тебе книгу, которую только что отхватил... Одолжи ручку, я посвящаю эту книгу тебе.
Он нацарапал что-то на первой странице и протянул книгу мне.
– У тебя номер мобильника тот же? Я могу тебе как-нибудь позвонить?
– Да когда захочешь.
Он никогда мне не позвонит.
– Отлично. Чао, Ната!
– Чао, Диего!
Он подарил мне сборник песен Леонарда Коэна. А ну его! У Диего давний пунктик –
склонность к мелодраме, это водилось за ним всегда. Я прочитала посвящение, написанное им на первой странице: “За такую долгожданную и столь неожиданную встречу. Диего С.” Мне было приятно вновь увидеть его почерк, эти “с”, выведенные наоборот снизу вверх. Я всегда считала, что они придавали налет артистичности всему, что он писал.
Жизнь есть жизнь. Много лет я ничего не знала о Диего, но в глубине души всегда
мечтала увидеть его, ведь этот парень очень много значил для меня, хотя и вел себя, как
козел. Чертово время. Оно все лечит.
“ Веспа”(Vespa) – культовый итальянский мотороллер, выпускаемый концерном Piaggio
Буэн-Ретиро – городской парк в центре Мадрида
Монклоа – Дворец Монклоа в Мадриде, с 1977г. официальная резиденция премьер-министра Испании
Гранде Лара Феликс – испанский поэт, эссеист
Леонард Норман Коэн – канадский поэт, писатель, автор песен и певец
Глава 18. Камни.
Я пошла на ужин к Альвару. Нас было четверо: Альвар, Блас, Рита и я. Я пришла поздно,
и когда вошла в дом, они уже достали аперитив, пили пиво, курили, дымя, как паровоз, и
болтали о политике. Мы провели ужин, споря и оценивая новоиспеченную власть,
мордующую нас, как обычно, потому что мы всегда заканчиваем тем, что с жаром несемся
голосовать, сколько бы Блас ни настаивал на том, что мы должны, хотя бы раз в жизни не
делать этого, чтобы преподать урок политикам, использующим нас. Мы высказали Бласу,
что он размазня, вечно у него одно и то же.
– Ладно, – согласился Блас, – пусть я буду размазней, но если вы считаете, что у нас демократия, то должны сообразить, что демократия не представляет собой власть двоих.
– Да, здесь ты прав, все они дерьмо, – ответили мы. Но что тут поделаешь, нам нравится спорить.
Мы уговорили три бутылки вина на четверых, и к концу ужина настолько вошли в раж,
что стали не говорить, а кричать. Если бы кто-нибудь увидел нас сейчас, то непременно сказал бы, что хоть мы и ненавидим политиков, но хотим быть похожими на них, мусоля без конца одну и ту же тему, и ни на йоту не продвигаясь вперед. Ужин удался на славу, мы отлично провели время.
Поужинав, мы перешли из столовой за столик в гостиной, чтобы выпить кофе, и Блас