Придворные памфлеты
Шрифт:
И вот, когда в нашей огромной усадьбе стихли все звуки, я наконец-то решилась и выскользнула за порог своей спальни в длинный тёмный коридор. Я даже не стала брать с собой свечу: так хорошо на ощупь я помнила и узнавала каждый уголок нашего с Сержем дома. Так осторожно я прокралась к спальне своего супруга и тихонько толкнула дверь, которая оказалась незапертой.
В новом пеньюаре и шёлковых чулках я чувствовала себя продажной женщиной, уличной кокоткой, но я решила, что это будет моя первая супружеская ночь, когда я сама почувствовала слабый, пока только разгорающийся огонь моего вожделения.
В спальне Сержа оплывали свечи, и я еле слышно
Но что это? Слабое шевеление под тонкими батистовыми простынями?
Я осторожно отодвигаю край тяжёлого бархатного балдахина и не сразу могу разглядеть, что же это за комок плоти движется и колышется в постели, пока глаза мои не привыкают к сумраку.
О Боже! Лучше бы я этого не видела!
Потому что мой блудливый супруг предаётся самому отвратительному греху — греху мужеложества прямо с тем самым приглашённым портным, который всего некоторое время назад помогал мне примерять шёлковые парижские чулки! А сейчас ласкает своим ртом чресла моего мужа, который извивается и тихо стонет под ним от наслаждения, сжимая в кулаке его роскошные кудри на затылке!
Лёгкое колыхание занавеса, и я выбежала из спальни своего мужа без памяти, в мгновение ока домчавшись до своей опочивальне, где только и смогла я перевести дух. Я села на свою кровать, и поначалу первые горькие слёзы разочарования подступили к горлу. Но в следующее мгновение неудержимое бешеное веселье вдруг охватило меня, и всё моё тело стало сотрясаться от приступов хохота.
Как я могла только помыслить, что осёл вдруг превратится в арабского скакуна, а мой беспутный развратный сластолюбец-муж откажется от своего привычного образа мыслей и жизни?! И теперь я могла быть твёрдо уверена в том, что Сергей Бестужев в бесконечных поисках всё новых наслаждений и новых ощущений не гнушался ничем, покрывая и курочек, и петушков!
Чувство бесконечного омерзения захватило меня поначалу, но очень скоро я сумела взять себя в руки и уже наутро вышла к завтраку как ни в чём ни бывало: в своём строгом сдержанном наряде, с убранными в скромную причёску волосами, а шёлковые чулку с розовым фривольным пеньюаром отправились на дно моего плательного шкапа. До лучших времён. А именно, навсегда.
Мой супруг вряд ли заметил вчера моё мимолётное присутствие в своей спальне, и я вздохнула с мысленным облегчением.
Вся неделя пролетела в ужасных хлопотах, пока я готовилась к грандиозному приёму всей этой всевозможной знати, пожелавшей почтить своим присутствием мою усадьбу, но за этими заботами я снова совершенно позабыла о пережитом потрясении, не обращая ни малейшего внимания на графа.
На пороге стоял февраль, самое развесёлое время перед великим постом, и мой муж проводил всё своё время со своими хорунжими, загонщиками и псарями, готовясь к последней зимней охоте. И хотя я со снисхождением относилась к этому его увлечению, моё сердце тоже предвкушало эту зимнюю забаву, когда я бы могла отдаться на волю морозному ветру и снегу, уносясь прочь на своём резвом скакуне.
Гости тем времени понемногу прибывали и размещались в покоях, отведённых им мною с огромной предусмотрительностью.
Охота. Глава 5
— Ну что же, дорогой граф, стоит признать, что мы все поражены вашим великолепным хозяйством и усадьбой, — уже сидя за общим столом, произнёс с улыбкой князь Пышкин, отрезая себе тончайший кусочек утиной грудки в соусе из померанцев, который приготовил мой повар-итальянец. Из померанцев, выращенных в моей оранжерее.
— Я вам весьма признателен, светлейший князь, за такие добрые слова, — ответил ему мой супруг, и тут же добавил, к моему величайшему изумлению. — Но стоит признать, господа, что это всё заслуга моей драгоценнейшей супруги, — и все глаза устремились в мою сторону, чем привели меня в величайшее замешательство, ибо я совсем не привыкла к знакам внимания высшего света.
И я не привыкла к знакам внимания со стороны своего супруга.
Но я всё-таки сумела вовремя взять себя в руки и улыбнулась всему великосветскому собранию.
— Благодарю, граф, — кинула я быстрый взгляд в сторону своего беспутного супруга, который, несмотря на все его ужасные и гадкие стороны своей порочной натуры всё-таки иногда изумлял меня своим обхождением.
И продолжила уже тоном знатной дамы, а не простой деревенской девушки, которой я всегда продолжала оставаться в душе:
— Но мой дражайший супруг весьма преувеличивает мои заслуги, — с лукавой усмешкой добавила я, которая должна была дать всем понять, что мои достоинства поистине заслуживают огромного уважение и всяческого внимания. — В нашей глуши сложно найти себе достойное занятие, здесь мы весьма далеко от двора со всем его блеском и его треволнений, и я вынуждена была направить все свои усилия в этом направлении, — ответствовала я, обводя взглядом десятки устремлённых на меня глаз.
— Желал бы я увидеть, мадам, что было бы, если бы вы все свои усилия направляли на то, чтобы блистать в высшем свете, — вдруг раздался в гробовой тишине нашей залы низкий пленительный голос, и я увидела пылающий взор чёрных очей, устремлённый прямо на меня. Это был князь Черкесов, потомок восточных царей и наследник несметных богатств и сокровищ. И, как поговаривали, весьма успешный и безжалостный коллекционер женских сердец.
Которые он равнодушно разбивал, и даже до нашей глуши доходили слухи об его очередной жестокой победе над очередной надменной и холодной красавицей.
Признаюсь, я даже на некоторое время смутилась, не зная, что приличествует отвечать на такие откровенные речи и комплименты, я ведь в душе оставалась совершенно неопытной и юной девицей, несмотря на всю свою хозяйственность и внешний лоск. И, не отводя глаз от этого жгучего красавца, я ответила:
— Благодарю за столь лестный отзыв о моих заслугах, князь, но я предпочитаю прилагать свои усилия там, где они принесут больше пользы, — с тонкой усмешкой промолвила я. И добавила. — Как, например, в выращивании этих померанцев и уток, которыми мы сегодня с вами лакомимся, господа.