Приемная дочь Бабы Яги
Шрифт:
Терентий свернулся калачиком, прикрыв мордочку пушистым хвостом так, что бы он не мешал временами поглядывать на спящего ребенка. Удостоверившись, что малютка спит, кот протяжно вздохнул и, прикрыв глаза, задремал.
Утро началось для Златославы странно. Вначале сквозь дрему ей почудилось, что на кухне гремит посуда. Девушка перевернулась на другой бок и снова заснула, но чудеса на этом не закончились.
Второй раз Яга проснулась от того, что услышала какое-то невнятное возмущенное бормотание, живо напомнившее ей голос старой нянюшки. Именно так старушка тихонечко причитала, сетуя на Златкину манеру разбрасывать игрушки по всей светелке. Ёжка
— Ах ты, ирод! Куда это ты, идолище поганое, окорок потащил?! А ну вертай немедля!
В ответ раздалось только громкое возмущенное шипение и странное постукивание, будто некто тащил по полу что-то тяжелое то и дело, пытаясь это поднять, но, не удерживал, и ронял на пол. Раздался глухой стук, затем полный тоски кошачий «мяв» и громкое:
— У-у-у, поганец хвостатый, я тебя научу уму-разуму! Будешь знать, как со стола тащить! Вот тебе!
— А-а-а! Злата, помоги! Убива-а-аю-ют! — истошно заорал Терентий, так будто его и впрямь жизни лишали.
Конечно, сей балаган не мог не разбудить Василису. Малышка проснулась и жалобно захныкала. Ёжка метнулась к дочери, подхватила ее на руки и принялась успокаивать и укачивать. То, что ничего опасного ни для жизни Бабы Яги, ни для жизни малышки незваная гостья не несла было очевидно. Если бы она желала причинить вред, Терентий не вопил, с таким наигранным ужасом, словно и вправду пострадавший от чужого произвола, а скорее всего уже напал на обидчицу и в меру своих кошачьих сил, приправленных небольшой толикой подвластного ему колдовства, попытался остановить до того момента, как Злата придет ему на подмогу. Тем не менее, девушке было крайне любопытно, кто же пожаловал к ней в столь ранний час, не озаботившись предупредить о визите и даже не спросив разрешения, хозяйничал на ее кухне.
— Ш-ш-ш, маленькая! Все хорошо, бояться нечего, — шептала Златослава, прижавшись губами к светлой макушке Ивы. — Мама тебя в обиду не даст.
Девочка быстро успокоилась и даже заулыбалась беззубым ротиком. На лице Златы появилась счастливая ответная улыбка, а сердце радостно запрыгало в груди. Ее доченька первый раз улыбнулась! Девушка даже на мгновение забыла обо всем, только улыбалась, осторожно покачивая малютку.
Возможно, Ёжка простояла бы так очень долго, завороженная первой улыбкой своего ребенка, если бы не повисшая в Избушке напряженная тишина, как ни что другое напомнившее с чего началось это утро. Златка поцеловала Иву в курносый носишко и осторожно уложила обратно в люльку. Убедившись, что девочка сосредоточено разглядывает подвешенных над колыбелькой берестяных птичек выкрашенных яркими красками, Яга подбоченись, как ярморочная торговка, направилась в кухню. То, что она там увидела, вынудило девушку отложить свои кровожадные планы, а именно надрать уши и хвост одному чересчур громкому фамильяру.
Перед печью застыла чудная композиция из кота и крохотной, всего-то в локоть высотой, полнотелой женщины. Терентий лежал на спине, правдоподобно изображая из себя умирающего: жалобно постанывал, нервно подергивал лапками в воздухе и выразительно закатывал нахальные зеленые глазища. Маленькая женщина стояла над котом, грозно постукивая веником по ладони и грозно нахмурив брови.
— Что здесь происходит? — потребовала ответа Баба Яга, внимательно осматривая свою кухоньку.
— Златка, защити! Без вины
— Молчи, ирод! — прикрикнула на него женщина и, погрозив коту веником, обратилась к Златославе. — Ты, хозяюшка, не серчай, но я этого ворюгу веником отхожу! Где ж это видано, чтобы кот со стола тащил, а?! Да ежи ли б он мелочь, какую уворовал, я бы уж простила, но ведь цельный окорок поганец унес! Цельный окорок!
— Клевета! — встрял фамильяр, прекратив изображать умирающего, метнулся к царевне и принялся заискивающе тереться о ноги. — Я его только понюхать хотел, вдруг испортился. Тут она как налетит и веником давай стращать, по хребту так огрела, чуть не прибила вовсе…
— А, ну, прекратили! — грозно прикрикнула Ёжка и, сложив руки на груди, фыркнула. — Устроили тут балаган, ребенка мне напугали…
— Ох-хохонюшки! — запричитала странная гостья, бросив веник и схватившись за голову. — Дитятко напугали…
— Это все ты виновата! — обвинил ее Ренька.
— А ну цыц, мешок блохастый! — погрозила та ему кулачком. — Ты вспомни сам как орал!
— Да, прекратите вы или нет! — начала выходить из себя Злата. — И вообще мне кто- нибудь, в конце концов, объяснит, что здесь произошло? И кто вы такая?
— Ох, память моя дырявая! — повинилась женщина и, нервно расправив складки красного сарафана, представилась. — Меня Марфой кличут, теперячи я ваша домовая.
— Вот оно как, — только и смогла вымолвить Яга и неожиданно тихим голосом спросила. — А разве такие бывают? Домовые ведь вроде как все мужчины, разве не так?
— Да с чего же вы взяли-то? — хихикнула домовушка, снова оправляя сарафан. — Домовые и женщины, и мужчины бывают. Мы же ж тоже не из воздуха беремся. Просто женщины реже людям на глаза показываются, да и не селятся в простых домах.
— Только не говори мне, что у вас дети бывают, — слабо произнесла Злата, для которой это было не просто открытием, а чем-то схожим с шоком.
— Как же без этого, — добродушно улыбнулась Марфа и назидательно пояснила, — и детки бывают, конечно.
— Хорошо, — невпопад пробормотала Златослава, пробираясь к табурету и осторожно на него присаживаясь. — Ты мне только объясни, а как так получилось, что ты именно моей домовой стала?
— Как? — удивленно переспросила домовушка и, когда Яга утвердительно кивнула, принялась объяснять. — Так обыкновенно. У меня мамка с папкой в Старых Сколках живут. Слух по деревни прошел, что в наших местах Баба Яга поселилась, Избушку вот обживает, так мамка мне совет дала к вам идти. Домового у вас хозяюшка нет, а без домового порядочной Бабе Яге туго будет, тем паче, что у вас дитятя малое. Вы не подумайте, я не только по хозяйству помочь могу, но и за дитятком приглядеть. У хозяйки прежней, где мамка живет, пятеро ребятишек было, так я присматривала за ними.
— Верю, — кивнула девушка и с интересом принялась изучать замолчавшую домовую.
Если бы не крошечный рост и собственно принадлежность к домовой нечисти, Златка бы дала Марфе лет тридцать по человеческим меркам. Домовушка была полнотела. Ее круглое приятное лицо так и лучилось добродушием, а прямой чистый взгляд голубых глаз не давал усомниться в правдивости ее слов. Русые косы ее, уложенные на голове подобием венца, отливали рыжиной и такими же рыжими были мелкие веснушки на аккуратном носике. Наряд домовой состоял из просторной рубахи небеленого льна с вышивкой по вороту и красного сарафана. На ногах Марфы красовались лапти, а на шее висели бусики из рябиновых ягод.