Приглашение в Ад

Щупов Андрей Олегович

– Типа – брательник? Тута… Только он это – боится.

Заросли пришли в движение, и выбравшийся из крапивы белокурый шпингалет лет шести или семи принялся яростно расчесывать обожженные руки и ноги. С ссадинами на лице и на коленях, голенастый, обряженный в короткие не то шортики, не то трусики, он настолько изумил Артура, что несколько секунд солдат просто любовался этим до неправдоподобного маленьким человечком. В Бункере не было детей, и Артур успел напрочь отвыкнуть от их вида. Он смотрел на парнишку, чувствуя, как расслабляются мускулы, как спадает внутреннее

напряжение. Есть, вероятно, что-то успокаивающее, почти лекарственное во внешности детей. В одном их присутствии. Ведь заводили когда-то неврастеники аквариумы с рыбьей мелюзгой. Тоже считалось – успокаивает. А это дети. Маленькие люди!..

– Брат-то у тебя старше или младше? – поинтересовался Артур.

– Младше, совсем мулявка!

– Позови его, – попросил Артур. Ему страшно захотелось увидеть, что же еще может быть меньше этого крошечного человечка.

– Не полезет. Боится чужих, – парнишка пренебрежительно махнул рукой и смело приблизился к Артуру. Присев на корточки, тут же заглянул глазом в опущенный к земле ствол.

– Чижолый, наверное… – он проворно затолкал в ствол указательный палец, с натугой потянул обратно. Палец застрял, и Артур поспешно прищелкнул предохранителем.

– Кто же ты такой будешь?

– Петько, – парнишка высвободил наконец палец и, удовлетворенно понюхав его, прищурился на Артура.

– А ты хто? С банды, чи с Города?

– Какой еще банды? – Артур тоже присел. Очень уж свысока приходилось смотреть на мальчугана, словно на замершего лягушонка.

– Таа… Есть тут одни… – Петько неопределенно передернул острым плечиком. – Ходют по лесам, людей шмаляют. Говорят, аж до Вулканов самых бегают, а то и к Синему Болоту шастают. Бородатые все – ровно волосатики. К нам, когда приходют, отец жрать им дает. А они нам за это добро разное тащат.

Резиново-гибко изогнувшись, Петько поскреб пятерней загорелую пыльную спину, деловито добавил:

– Ты к нам не ходи. Батя мамок в погреб попрятал и нам велел сховаться. Тебя с левольвертом ждет и пулемет твой хочет забрать.

– Погоди, погоди! Это когда же он узнал про пулемет? И вообще о том, что я здесь?

– Таа… Собака у нас под крыльцом. Всех слышит. Аж за несколько верст. Как почует гостей, метаться начинает, хрипеть. Раньше лаяла, так батя ей горло подрезал. Чуть не сдохла. Зато теперь молчит. А батя прохожих боится, с биноклем подглядывает. С крыши.

– Правильно боится. – Артур помолчал. – Ну, а кроме вас в деревне есть еще кто?

– Таа… Сыченкины-поганкины. Тоже семья. Только они на той стороне, а мы на этой, – мальчуган прочертил пальцем борозду по земле. – Мы деревню пополам поделили. Только наша половина больше ихней. И мамок у бати больше. Если хто с банды приезжает, так сперва к нам хавать идут, и потом уж к Сыченкиным. Ну и мамок лапают… – мальчишка неожиданно похвастался: – А батя себя старостой называет. Говорит, что это наша деревня.

– Да уж, весело, гляжу, вы живете, – Артур попробовал потрепать Петько по белесым спутанным волосенкам, но парнишка взбрыкнул головой.

– Точно за мамку хватаешься.

–

Это как? – не понял Артур.

– Перетак, – передразнил Петько. – Приходют которые из леса и хватаются, мычат, как телята, а потом мамки рожают. Уж спасу от этой мелкоты нету. С утра до ночи горло дерут. Батя их выселяет вместе с мамками, а которые волосатые, без пальцев или с тремя глазами, так тех в лес уносит. Говорит, будто их волки подбирают. А сам каженный день чеснок с хреном ест. Помереть боится.

– Значит, в деревне только две семьи?

– Две, – Петько кивнул. – Остальные или померли или в город убегли. Мы бы тоже померли, да батя в лес увел. А после с Сыченкиными-поганкиными сжигали тех, кто тут помер.

– Как это сжигали?

– Так просто. Сначала в сарай, а потом бензином. Побрызгали и запалили.

Артур нахмурился.

– Тебя батя за волосы не оттаскает? За то, что ты тут со мной разговариваешь?

– Не-е… За волосы вообще не будет. Мне ж не больно, – Петько, демонстрируя, сгреб на макушке пук волос, с силой дернул. Вся жиденькая кисточка осталась у него в кулаке. На голове же обозначилась свежая проплешина. Артуру сделалось не по себе. Почти физически он ощутил ту боль, которой не почувствовал малец.

– Он раз так попробовал, – смеясь, добавил Петько, – а мне хоть бы хны. Уж потом догадался. Теперь по жопе дерет. И меня, и брательников.

В лесу робко застучал дятел. И мальчик, и мужчина враз подняли головы.

– Колотит, дурак, – Петько ковырнул в носу, с вожделением потянулся к пэтчеру.

– Дашь пальнуть?

– Ты вот что… – Артур не сразу сумел собрать воедино разбежавшиеся мысли. Глаза его сами собой возвращались к тому месту на голове Петька, где еще недавно топорщились белесые волосенки. Светлый убиенный пук был небрежно сдут с ладони в траву.

– Ты бы мне лучше к Городу дорогу подсказал. Знаешь ведь, наверное?

– А ты что – не местный?

– Я здесь давно уже не бродил. Лет семь или того больше.

– Ого!..

Ясно было, что семь лет для Петька были огромным сроком – сроком длинной в его жизнь. На изумление его стоило посмотреть.

– Это, значит, когда меня совсем не было?

– Ну да. Так как насчет дороги? Подскажешь?

– Ну… Я только половину знаю. Батя далеко не пускает, заблудимся.

Путанно мальчуган принялся объяснять про половину дороги, снова и снова поминая Вулканы, к которым, по словам бородачей, лучше не соваться, про Синее Болото, заглатывающее людей в считанные секунды, про пучеглазиков и волосатиков, что караулят отбившихся от банд одиночек. Пока он рассказывал, Артур хмуро глядел поверх далеких крыш, гадая, под которой из них мог прятаться многомудрый отец Петька. Возможно, в избе получше – у него ведь полдеревни под боком. А может, как раз наоборот. Хитрые не всегда выбирают то, что лучше. Кто знает, может, та покосившаяся лачужка и есть его главное убежище? Живет там себе с безголосым псом, чеснок жрет, боится. И само собой предпринимает бездну предосторожностей, чтобы и дальше жить, ненавидя конкурентов Сыченкиных…