Приглушенные страдания
Шрифт:
— Что, прости? — спрашиваю я его.
Он свирепо смотрит на меня.
— Я здесь, застрял, ни с кем, а ты где-то там, развлекаешься с байкерами!
Будь проклята моя мать за это.
Как она посмела?
Она точно знала, к чему приведёт рассказ Кейдену о чём-то подобном, и всё же решила сделать это в любом случае. Потому что она получает своего рода удовлетворение от того, что унижает меня, причиняет мне боль. Я не могу доверять даже своей собственной матери. Это причиняет глубокую боль.
— Я ни с кем не развлекаюсь, Кейден. Они защищают меня после нападения на меня. Вот и всё.
— Тогда
Я вздрагиваю.
— Прекрати это. То, что я делаю, — не твоё дело. Ты ясно дал понять, что я тебе безразлична, так почему же тебя волнует, что я делаю?
— Я всегда знал, что ты никогда не найдёшь никого лучше меня. Ты не заслуживаешь лучшего, чем я, после того, что ты сделала. Но ты могла бы проявить хотя бы немного уважения. Я здесь страдаю, а ты наслаждаешься лучшим временем в своей жизни. Отправляешься в турне, катаешься с каким-нибудь крутым байкером. Тебе приятно осознавать, что я в ловушке, в то время как ты летаешь на свободе?
Он знает, что причиняет мне боль. Он знает это, и именно поэтому он это делает.
Он тычет меня прямо в мои больные места.
— Я даже не могу устроиться на работу, — усмехается он. — Ты можешь преследовать свои мечты, но я не могу.
— Знаю, — тихо отвечаю я. — Я знаю, и мне жаль, Кейден. Ты это знаешь. Я говорила тебе это тысячу раз. Ты знаешь, я никогда не прощу себя за то, что с тобой случилось, но ты мог бы найти работу, ты мог бы выйти в люди, ты выбираешь не делать этого.
Неправильные слова.
Я узнаю это в тот момент, когда они слетают с моих губ.
Его лицо краснеет, и он начинает сердито кричать.
— Я выбираю не делать этого? Я выбираю не делать этого? Я выгляжу как грёбаный монстр. Я не могу ходить даже в лучшие дни. Я застрял здесь, живу в депрессии, один, чертовски напуганный, а ты где-то там наслаждаешься своей жизнью и заставляешь себя чувствовать лучше, приходя сюда. Это работает, Амалия? Тебе от этого становится лучше?
— Прекрати это, — кричу я.
— Ты лучше спишь по ночам? Зная, что я здесь, но ты навещаешь меня каждый день, так что всё в порядке? Это облегчает твою вину?
Я зажмуриваю глаза и делаю глубокий вдох.
«Не делай этого, Амалия. Не позволяй ему этого сделать».
Я открываю глаза и стараюсь сохранять спокойствие.
— Ты злишься. Сейчас не лучшее время для меня находиться здесь.
— Я надеюсь, что каждый грёбаный раз, когда ты смотришь в зеркало, ты видишь это… — он тычет пальцем себе в лицо. — Я надеюсь, это преследует тебя во сне. Это всё твоя вина. Ты разрушила мою жизнь. Ты, чёрт возьми, погубила меня. Я надеюсь, член твоего парня делает тебя счастливой. Подумай обо мне в следующий раз, когда будешь кататься на его байке, подумай о том, что ты, блядь, натворила!
Он кричит так громко, что в комнату вбежала его мать. Она встаёт передо мной.
— Убирайся из моего дома. И больше не возвращайся.
Слёзы катятся по моим щекам, но я делаю, как она просит. Я поворачиваюсь и убираюсь к чёрту из её дома.
Я бегу к своей машине и уезжаю оттуда так быстро, как только могу. Я не знаю, куда мне идти. Не знаю, что я собираюсь делать.
Моё зрение затуманено от слёз, и я плачу так сильно, что не издаю ни звука. Мне страшно. Я знаю, что нахожусь на том этапе, когда просто не могу больше терпеть. Мне нужно сбежать. Уже полдень, у меня ещё есть несколько часов, поэтому я еду на ранчо Скарлетт. Я надеюсь, что она там, но в то же время я этого не делаю.
Я не знаю, смогу ли я и дальше сдерживать всё это.
Когда я приезжаю, вокруг, как всегда, слоняется несколько байкеров. Смотрителям сначала это не понравилось, но я думаю, что они стали получать удовольствие от своей шумной компании. Я выскальзываю из машины и пытаюсь остановить слёзы, но в этом мало смысла. Они поймут, что я плакала, как только увидят меня. Я паркую свою машину прямо у конюшни и выхожу.
Я знаю, что у Скарлетт есть несколько хороших лошадей. У неё также много земли. И мне нужно проветрить голову. Я выросла среди лошадей, я знаю их, и я не боюсь вывести одну из них на прогулку. Итак, это именно то, что я делаю. Я вылезаю из машины и захожу в конюшню, оглядывая всех лошадей. Скарлетт сказала мне, что все они спокойны, поэтому я подхожу к ближайшей из них, серому мерину с большими карими глазами. Он сразу же наклоняется, чтобы обнюхать меня, и я знаю, что это он.
Я нахожу седло, уздечку, а потом вывожу его и принимаюсь за работу. Один из дежурных байкеров, Мейсон, заходит, когда я заканчиваю на полпути. Ему, наверное, где-то за тридцать, и, как и остальные, он невероятно хорош собой, в каком-то тихом, пугающем смысле. Внешне он грубый, с неровным шрамом, пересекающим его щеку, и самыми голубыми глазами, которые я когда-либо видела у мужчины. Иногда, при правильном освещении, их можно было принять за голубоватый оттенок серебра. У него длинные тёмные волосы, заплетённые в косу по спине. Я не уверена в его происхождении, но его внешность поразительно сочетается друг с другом.
— Привет, Мейсон, — говорю я ему, когда он останавливается и кладёт большую, мускулистую руку на круп коня.
Он не вздрагивает.
— Амалия, — говорит он, не сводя с меня глаз. — Ты собираешься прокатиться?
Я киваю.
— Да. Скарлетт здесь?
Он качает головой, прищурив глаза.
— Ты уверена, что в состоянии прокатиться?
Я сглатываю.
— У меня был тяжёлый день, но, конечно, здесь безопасно кататься? Я не буду уезжать далеко, просто пройдусь по большому загону, чтобы размяться. Я умею ездить верхом, если ты об этом спрашиваешь.
— Я это вижу, — говорит он мне, переводя взгляд на лошадь, затем снова на меня. — Ты справляешься с этим, как какой-нибудь профи, но уже почти закат…
— Пожалуйста, Мейсон. Я далеко не уеду. Я вернусь не больше, чем через час. Тебе никогда не нужно было просто проветрить голову? Тебе знакомо это чувство, которое дарит тебе твой мотоцикл? Это то чувство, которое вызывают у меня лошади.
Он почти не улыбается, но его глаза немного светлеют.
— Когда ты так ставишь вопрос, вряд ли можно спорить. Ладно, но, ради любви к моим яйцам, возвращайся вовремя.