Приглушенные страдания
Шрифт:
Она всё ещё качает головой, плача так сильно, что её крошечное тельце сотрясается.
Я нежно надавливаю на её щёки, и она, наконец, снова смотрит на меня.
— Ты ранена? — спрашиваю я её.
Она кивает.
— М-м-м-моя лодыжка.
Я отстраняюсь и тянусь вниз, проводя рукой по её ноге и добираясь до лодыжки. Чёрт. Она распухла, стала большой и на вид багровой. Она сильно вывернула её, возможно, даже сломала.
— Я отнесу тебя к своему мотоциклу и отвезу домой, хорошо? — спрашиваю я её, не сводя взгляд с её покрасневших, расстроенных глаз.
— Хорошо, Малакай.
Её
Я забираюсь позади неё, обхватываю рукой за талию и притягиваю к себе так, чтобы она уютно устроилась у меня между ног. Она смягчается там, растворяясь во мне, её голова слегка покоится на одном из моих бицепсов. Я завожу мотоцикл и трогаюсь с места, теперь уже намного медленнее. Амалия почти не двигается, но я уверен, что слышу, как она несколько раз вздрагивает. Ей больно, и каждый удар, вероятно, — это агония. Я ухожу с тропы так быстро, как только могу. Всё будет более гладко, как только мы доберёмся до загона.
Когда мы это делаем, я открываю ворота и въезжаю внутрь, убедившись, что они заперты за мной. Мы спокойно возвращаемся домой, не желая причинять ей ещё больше вреда. Когда я вижу, что в поле зрения появляется ранчо, я выдыхаю. Когда мы подъезжаем к воротам, Скарлетт уже выбегает наружу. Её глаза широко раскрыты, и она спрашивает меня:
— С ней всё в порядке?
— Вывих лодыжки, это всё, что я могу сказать на данный момент. Она расстроена. Твоя лошадь в этом загоне, я её запер.
Скарлетт кивает, и мы проезжаем мимо. Она запирает за нами ворота и встречает нас у амбара. Как только мы оказываемся на свету, она подбегает к Амалии и обхватывает ладонями её лицо.
— Амалия, ты в порядке?
Амалия кивает и тихо говорит:
— Мне так жаль, Скарлетт. Я всего лишь хотела прокатиться. Что-то напугало его, и он встал на дыбы…
— О, милая, это не твоя вина. Это вовсе не твоя вина. Давай отведём тебя внутрь.
Я слезаю с мотоцикла, беру Амалию на руки и несу её в коттедж Скарлетт. Я сажаю её на диван, и она смотрит на меня снизу-вверх такими чертовски разбитыми глазами, что на неё больно смотреть. Я опускаюсь перед ней на колени, беру её ступню в свои руки и осматриваю её. Не думаю, что она сломана, но она хорошо поработала, вывернув её.
Я снова смотрю на Амалию.
— Не думаю, что она сломана, но тебе, наверное, всё равно стоит осмотреть её завтра.
Она кивает.
Я смотрю на Скарлетт, чтобы сказать ей принести немного льда, но она уже стоит рядом со мной со льдом в руках. Я беру его и прикладываю к ноге Амалии. Она вздрагивает и опускает взгляд. Я смотрю на Скарлетт, и она смотрит на меня умоляющим взглядом. Как будто умоляя меня что-то сделать.
Я, блядь, не знаю, что я должен делать.
Я не создан для подобных ситуаций.
— Может быть, ей стоит принять душ, она вся в грязи. Я приготовлю ей чаю, — предлагает
Маверик появляется из своей спальни, мокрый после душа, и его взгляд падает на Амалию.
— Чёрт, братан, что случилось?
— Лошадь сбросила её, — бормочу я.
— Ей больно?
— Телу? Не так уж и сильно. Сознанию? Да, что-то чертовски не так.
Маверик смотрит на Амалию, и его челюсть сжимается. Как и мне, ему не нравится видеть, как кому-то больно. И та боль, которую испытывает Амалия, заставляет тебя чувствовать это до глубины души.
Я тянусь к лицу Амалии, заставляя её посмотреть на меня.
— Собираюсь проводить тебя в душ, ты не против, дорогая?
Она кивает.
— Не буду смотреть. Просто хочу убедиться, что ты не споткнёшься.
Она снова кивает.
Я помогаю ей подняться и принимаю её вес на себя, когда мы направляемся в душ. Скарлетт окликает меня, проходя мимо.
— Она может остаться здесь на ночь. Я приготовлю свободную комнату, хорошо?
Я киваю и веду Амалию в ванную, осторожно закрывая за нами дверь и прислоняя её к раковине, чтобы я мог отойти.
— Ты в состоянии попасть туда? — я спрашиваю её.
Она смотрит на меня так долго, что я задаюсь вопросом, слышала ли она меня вообще. Я собираюсь повторить, когда она медленно, нерешительно поднимает руки. Мне требуется мгновение, чтобы понять, о чём она спрашивает, но, когда я делаю это, чёрт возьми, мой член твердеет в ответ, а моё сердце заставляет меня чувствовать себя чертовски странно.
Это незнакомое сочетание.
— Хочешь, я сниму с тебя одежду, ангел? — бормочу я, удерживая её взгляд, прежде, чем припасть к её губам.
— Да, — шепчет она.
Я делаю шаг вперёд, кладу руки на низ её рубашки, а затем медленно стягиваю её через голову. Я отбрасываю её в сторону, а затем смотрю, на мгновение я немного, блядь, ошарашен. Потому что поперёк её живота, без сомнения, шрам от серьёзного ожога. Её кожа приподнята и повреждена, почти пурпурная.
Я снова поднимаю на неё взгляд, и Амалия выглядит испуганной. Её глаза смотрят на меня, и я знаю, о чём она думает. Она думает, что мне будет противно. Она чертовски неправа. Самые красивые вещи в этом мире создаются из самых уродливых кусочков, которые формуются вместе до тех пор, пока не станут чем-то таким, от чего у вас захватит дух.
Амалия — одно из тех прекрасных созданий.
— Ничто не может заставить меня думать, что ты не самая красивая грёбаная женщина, которую я когда-либо видел. Ничего.
Её нижняя губа дрожит, и я ловлю большим пальцем одинокую слезинку, которая скатывается по её щеке.
— Если кто-то, блядь, причинит тебе боль, Амалия, будь уверена, я заставлю их пожалеть, что они вообще родились.
Она качает головой.
— Нет, — шепчет она. — Никто не причинял мне вреда.
Я изучаю её, а она прикусывает нижнюю губу, и чёрт возьми, если мой член не дёргается у меня в штанах. Она самая красивая, чёрт побери, загадочная женщина, которую я когда-либо видел, и я хочу узнать каждый её дюйм. Внутри и снаружи. Я тянусь к её джинсам и расстёгиваю их, медленно опуская молнию, один раз взглянув на неё, чтобы увидеть, что она наблюдает за мной с нервным, но похотливым выражением лица.