Приговор приведен в исполнение

Зверев Сергей Иванович

Но Дмитрий, словно не замечая его слов, продолжал:

– Смерть собственного сына натолкнула тебя на мысль инсценировать спектакль с уничтожением Эмира. Для себя ты отвел роль убитого горем отца, одержимого желанием отомстить, и приложил все старания, чтобы другие именно так тебя и воспринимали. Уверен, соответствующие спецслужбы знали о твоем намерении организовать что-то вроде акции возмездия. Им и невдомек было, что дворец пуст, а бывший зять вывез из него даже мебель, для чего воспользовался услугами такой сошки, как Сытых.

Платон Петрович изо всех сил делал вид, будто внимательно следит за рассуждениями Святого, а сам вслушивался в шорохи осеннего леса. С минуты на минуту

здесь должны были появиться его телохранители.

– У Эмира было много антиквариата, – объяснил Бодровский. – Что-то для него покупал я, что-то привозили по заказу. Старик имел вкус. Жалко, если бы все это погибло. А ты-то, наверное, был уверен, что на самолете наркотики.

– Но если их там не было, за что же убрали Сытых?

– Он решил меня шантажировать. Наверняка полагал, что сможет на этом неплохо заработать. Вот и заработал – пулю в лоб, – ледяным тоном заметил Платон Петрович. – А насчет всего остального ты почти угадал. Что-то наверняка рассказала Ольга… Мне стоило бы подыскать для нее лечебницу где-нибудь за границей. Тем более что она так любила путешествовать.

Святой брезгливо ткнул стволом пистолета в грудь Бодровскому:

– Никогда не встречал более гнусной твари, чем ты. Но мы заключили контракт на убийство Эмира. А договор с дьяволом, контракт с оборотнем следует соблюдать до конца.

– Но Эмир мертв! – закричал бизнесмен.

– Эмир – это ты! – возразил Святой.

Он поднял пистолет выше, целясь в лоб, и сухо сказал:

– Беги.

Платон Петрович не шелохнулся. Он менялся на глазах. Не было больше смешного пивного животика, исчезли свинячий подбородок и старческая одышка. Банкир скривился в усмешке, обнажив клыки и выставив для броска похожие на клешни руки.

– Я убью тебя, – прошипел Бодровский и ринулся на врага.

Святой неуловимым движением уклонился в сторону, словно тореадор, ни на мгновение не упуская противника из виду. Игрушечное оружие, стреляющее краской, валялось на краю оврага, но у Платона Петровича могло оказаться что-то более весомое, чем этот кусок пластмассы. Дмитрий медлил. Чутье подсказывало ему – пора заканчивать схватку. Бодровский тянет время. Каждое его движение, каждое слово таит в себе скрытый яд. Он – оборотень, и все его поступки на самом деле лживы. Даже сейчас, перед лицом собственной смерти Платон Петрович не был искренним, и его животный, яростный порыв являлся только представлением, очередной ролью.

И все-таки Дмитрий не выстрелил. Вместо этого Святой сунул пистолет за пояс.

– Поднимайся! – приказал он, пинком заставляя Бодровского встать.

Туша банкира медленно оторвалась от подстилки из набухших, сырых, пахнущих плесенью листьев, но где-то на половине пути она внезапно распрямилась словно пружина. С силой пушечного ядра Бодровский боком ударил Святого. Дмитрий еле удержался, отступая. Пятясь, он налетел на куст орешника, раскинувшего длинные упругие щупальца веток над оврагом. Из-под ног полетела грязь. Ветки больно ударили Святого по лицу. Он растянулся будто в дачном гамаке между небом и землей. Пар валил изо рта. Не находя опоры, тело Дмитрия проваливалось все глубже, а откуда-то снизу, навалившись всей тяжестью на вдруг онемевшие ноги, тянул к нему свои две ладони с пальцами, похожими на кладбищенских червей, Бодровский. Еще секунда, и они липкой удавкой обвились вокруг шеи, впиваясь ногтями в горло. В руках банкира скрывалась нечеловеческая сила. Святой недооценил способности этого страшного человека. Он хрипел, изгибаясь, запутавшись словно муха в паутине, лихорадочно пытаясь сбросить с себя врага. Чувствуя, как силы покидают его, Дмитрий отчаянным усилием надавил спиной на ветки. Орешник не выдержал, и, проскользнув

между сучьями, Святой оказался на земле. Бодровский, брызгая слюной, с перекошенным, в бурых пятнах лицом навис над ним, не выпуская из цепких пальцев кадык Дмитрия. Но теперь это уже было не важно. Получив долгожданную точку опоры, Святой действовал как механизм, почти машинально нанося удары в нужное место, и ни разу не промахнулся. Левая рука его, правда, оставалась зажатой между толстой веткой и Бодровским, зато кулак правой работал вовсю.

Дмитрий бил в упор быстро и решительно, пытаясь ослабить хватку Платона Петровича, бил, пока из изувеченного носа банкира не хлынула кровь. Вид собственной крови и разбитая челюсть заставили Бодровского искать пути к отступлению. Последнее стоило ему удара в пах коленом. Платон Петрович замычал, пуская носом розовые пузыри, и конвульсивно свернулся клубком. Почувствовав, что левая рука наконец свободна, Святой легко отбросил локтем Бодровского и вскочил на ноги. Но прежде чем он успел выхватить пистолет, банкир исчез за пеленой тумана, скатившись по склону обрыва, и затаился там. Осторожно, стараясь не шуметь, Дмитрий медленно подошел к краю оврага. Сердце бешено стучало в груди, подгоняя вперед.

Они выстрелили почти одновременно. Бодровский с некоторых пор не расставался с оружием, мало полагаясь на охрану, и сейчас, вытащив из-под прорезиненного скафандра «ствол», палил наугад. Дмитрий не стал уворачиваться, рискуя схлопотать шальную пулю, а бил, целясь в огненные вспышки. Все это очень напоминало дуэль. Платона Петровича хватило ненадолго.

Он стремглав бросился прочь, нырнув в щель под поваленным стволом. Бодровский перестал быть хищником. Обезумев от страха, он пошел напролом, круша все на своем пути. Платон Петрович бежал спотыкаясь и падая, но тут же поднимался и бежал дальше, стараясь не оборачиваться. Там, за туманом, банкира ждали кофе, его миллионы и люди, готовые за деньги защитить Бодровского от этого страшного человека.

Но на этот раз судьба сыграла с ним злую шутку. Мопс как раз выбежал на поляну рядом с горой автомобильных покрышек, когда услышал совсем близко грохот пальбы. Мгновенно сориентировавшись, телохранитель направился в ту сторону, откуда доносились выстрелы. Он был вне себя от бешенства, готовый стрелять во все, что движется. Казалось, одной его ненависти хватило бы сполна, чтобы испепелить Святого.

Внезапно всего в нескольких шагах впереди, в ложбине, где ветер еще не разогнал остатки тумана, раздался треск ломающихся веток, и перед жаждущим крови Мопсом возник чей-то размытый, неясный силуэт. Единственное, что успел заметить телохранитель, – зажатый в руке бегущего пистолет.

– Святой… – с ненавистью взвыл Мопс и, целясь в голову, нажал на курок.

Одновременно рявкнул «ствол» в руках подоспевшего Толика. Тускло сверкнули две короткие вспышки.

Удивление мелькнуло в глазах Платона Петровича и тут же потухло. Последнее, что почувствовал Бодровский перед тем, как замертво рухнуть в осеннюю грязь, были не боль и даже не страх, а немой, невысказанный вопрос, полный упрека и негодования.

– Идиоты… – только и выдавил он на выдохе из простреленной навылет шеи и упал.

Мопс с Толей, пораженные, застыли над мертвым телом своего хозяина.

– Что теперь? – тихо проговорил Мопс, стараясь не смотреть на приятеля.

Подбежали одетые в фиолетовый с бледно-серыми пятнами камуфляж остальные участники облавы – работники охранной фирмы, нанятые по случаю охоты. На них вид безжизненного банкира не произвел впечатления. Заметив в руках у одного из охранников переговорное устройство, Толик крикнул:

– Передай, чтобы прочесывали по секторам и сделали цепь поплотней!