Приговоренная. За стакан воды
Шрифт:
Я не в обиде на нее: ей было страшно, она понимала, что из-за нас у нее могли возникнуть серьезные проблемы. Мы с Жозефиной хорошо знакомы, уже много лет вместе отмечаем большие христианские праздники, такие как Рождество и Пасха.
Жозефина живет всего в нескольких сотнях метров от нас. Я прошла немного по ухабистой улочке и вышла к ее воротам. По счастью, она была дома, развешивала белье во дворе. Я постаралась поздороваться как можно веселее.
— Доброе утро!
— Доброе утро, Азия! Какой приятный сюрприз. Заходи скорее, я принесу
Жозефина всегда была в хорошем расположении духа — не то, что я. Ашик несколько раз упрекал меня в том, что у меня часто внезапно меняется настроение. И, наверное, это правда: мама говорила то же самое. Жозефина выше и солиднее меня, у нее красивое лицо, а в глазах читается великодушие, но с хитринкой.
— Ну что, Азия, как у тебя дела? — она поставила на стол две чашки.
— Не очень хорошо. Кое-что заботит меня, вот почему я пришла сегодня. Мне нужен твой совет.
Я рассказала о том, что произошло во время сбора ягод, не упуская ни одной детали.
— Хмм, — задумалась Жозефина. — Нам, христианам, лучше избегать таких столкновений с мусульманами. Ты же знаешь, за кого они нас принимают. Не надо было тебе вообще упоминать Пророка. Нам практически запрещено произносить его имя.
Ее реакция очень расстроила меня.
— Знаю, но они первыми начали нападать… вся эта история про оскверненный стакан воды…
— Успокойся, Азия, ничего не случится. Но впредь будь осторожней и не отвечай на их нападки.
— Конечно. И кстати, через несколько дней будет новый сбор. Я должна пойти, и так вчера потеряла 250 рупий. Ты не могла бы составить мне компанию? Я боюсь идти одна. Вдруг мне снова встретятся те женщины? Они, наверное, тоже будут там.
Жозефина задумалась.
— Ну, пожалуйста, соглашайся!
— Хорошо, — сдалась наконец она. — Я пойду с тобой.
— Спасибо! Спасибо!
Я была так благодарна, что захлопала в ладоши, прыгая по тесному дворику.
Через пять дней меня бросили в тюрьму.
Я оказалась за решеткой, в этой могиле без солнца и звезд.
Получается, я не видела звезд уже два года.
Первые месяцы я не понимала, что мне их не достает. Но потом осознала, что это неестественно — не видеть ни звезд, ни луны. Мне не хватает их почти так же, как солнечного света, деревьев, птиц.
В этой яме я словно в колодце без воды. Так хочется поздороваться с луной или солнцем, пусть всего лишь раз, только чтобы убедиться, что их не повесили. Мне хотелось бы любоваться этими жемчужинами, как раньше, когда летними ночами мы с дочерьми растягивались на «чарпаи» (так мы называем плетеные кровати) во дворе.
С 19 июня 2009 года я лишена самого важного в жизни — того, о чем мы не думаем, если не сидим в застенках.
Когда я зашла за Жозефиной, чтобы вместе с ней пойти собирать ягоды, у меня было легко на сердце. Мы взяли с собой по фляге воды, чтобы избежать
Подойдя к полю, я сразу узнала работавших там женщин и запаниковала.
— Жозефина! Смотри! Они там!
— Не переживай, веди себя естественно, не смотри на них, и все будет хорошо.
Я послушалась совета. Когда мы принялись за работу, Мусарат и остальные подняли головы, но сразу вернулись к сбору ягод, как будто не заметили нас.
— Вот видишь, — прошептала Жозефина, — раздула из мухи слона. Все хорошо.
Я почти наполнила корзину, как вдруг услышала крики возбужденной толпы.
Думая о том, что бы это могло быть, я выбралась из кустов и увидела вдали десятки людей, решительно направлявшихся в нашу сторону, размахивая руками.
Я переглянулась с Жозефиной, недоуменно пожав плечами. Она тоже не понимала, что происходит.
Потом я встретилась глазами с жестокой Мусарат. Она выглядела довольной, и при этом с отвращением смотрела на меня. Я вздрогнула, догадавшись, что она не успокоилась. Она жаждала мести. Тем временем толпа вышла на поле и принялась кричать, угрожать мне.
— Мы отведем тебя в деревню, грязная потаскуха! Ты оскорбила нашего Пророка и сдохнешь за это!
Все подхватили:
— Смерть, смерть христианке!
Я искала глазами Жозефину, но разъяренная толпа обступала меня все теснее.
Я уже почти лежала, когда двое мужчин схватили меня за руки, чтобы увести силой.
— Но я ничего не сделала, пустите меня, прошу вас! Я не сделала ничего плохого! — жалобно всхлипывала я.
Меня ударили по лицу. Нос заболел, из него потекла кровь. Я была почти оглушена. Меня тащили, как упрямого осла, а я могла лишь идти, спотыкаясь, и умолять о том, чтобы это прекратилось.
Толпа, казалось, наслаждалась моим слабым сопротивлением. Они осыпали меня ударами по ногам, спине, голове.
Я думала, что когда мы придем в деревню, это мучение прекратится. Но толпа становилась все больше и агрессивнее. Все чаще слышались призывы к убийству.
— Она оскорбила Пророка, за это ей надо вырвать глаза! — исступленно вопила женщина, которую мне даже не было видно.
— Ее надо протащить по всей деревне с веревкой на шее, как грязное животное! — вторила ей другая.
Толпа втолкнула меня в дом деревенского старосты — я узнала его, только там был сад с травой. Меня прижали к земле. Имам заговорил:
— Мне рассказали, что ты оскорбила Пророка. Ты знаешь, что грозит тем, кто нападает на святого Пророка Мухаммеда: только обращение в ислам или смерть может искупить этот грех.
— Умоляю вас! Я ничего не сделала, ничего плохого!
Мужчина с длинной ухоженной бородой обратился тогда к Мусарат и трем женщинам, которые были с ней в день сбора ягод.