Приговоренные к вечности. Часть 1. Остаться в живых
Шрифт:
Можно ли было им не стать, когда-то давно? Я помнил, как входил в силу…
Когда убили Анта, я был начальником одного из куполов Стражи в Тайреме. Для того, чтобы работать с Гранью, недостаточно дара ее видеть и чувствовать, желательно еще и образование иметь соответствующее. Дар у меня был, но образование и опыт работы по созданию порогов и шеадров всегда помогали мне больше, чем интуитивный и слабо развитый дар. Многие Стражи видели и контачили с тканью Вуали гораздо лучше меня. Смерть действующего Ворона сразу же отразилась на состоянии Грани, как в Приграничье, так и, собственно, на внутренних границах между землями. У нас всегда были нестабильные участки с Основой, а в тот год положение стало просто катастрофическим. Нет, масштабные прорывы случались редко, но аномальные ситуации возникали с регулярной частотой. Со стороны Основы затягивало животных и погодные явления, особенно беспокоили природные катастрофы, которые каким-то странным образом перетекали на нашу территорию. Пожары
Изначально мой дар чувствовать и изменять Грань был очень скромным, и в Братстве Стражи я оказался по другому профессиональному направлению. Я учился на инженера пространства и занимался прокладкой внутренних путей и созданием шеадров, а потом работал в братстве Следопытов мастером Путей. До университета я пытался развить дар, недолго послужив в Гвардии Пауков, но высоко не поднялся: базовый джив был выражен слабо, ударный фэйр позволял мне работать с наблюдающими зеркалами, но не более того — аномалии Грани я не видел и не чувствовал, зато хорошая устойчивость к наэру помогала успешно работать на ликвидациях ЧП — я мог долго находиться в аномальных зонах без вреда для себя. Позже техническая сторона дела оказались мне ближе. В период отсутствия Хэйгена мое чувство Грани неожиданно и непредсказуемо усилилось. Я стал чувствовать аномалии и прорывы, точно устанавливать их места без наблюдающих зеркал. Наш купол сообщал Паукам о наличии проблемы еще до того, как у них начинала выть тревожная сигнализация. Харальд, тогдашний глава Гвардии Пауков, это быстро заметил и предложил мне перейти из Стражи в Гвардию, заняв место одного из его помощников. Я долго сомневался, все-таки Пауки — это немного не то направление, в котором мне хотелось бы двигаться. Гвардия занимается не только аномалиями пространства, но и обычной охраной общественного порядка, от мелких краж до крупного криминала и усмирения межклановых войн; это большая структура, разветвленная, со множеством функций и строгой иерархией. Тем не менее, меня уговорили. Харальд-нигиец, которому на тот момент было почти 80 лет, пользовался в Элезии невероятным авторитетом и фактически тянул на себе руководство как братством Стражи, так и Пауками. Меня он заставлял вникать не только в проблемы всех куполов Стражи, всех рабочих групп мастеров Путей, но и всех территорий Элезии и в итоге так завалил работой, что я перестал ночевать дома. Он лично летал на каждый прорыв Анг Мирта, учил меня уничтожать нэргов и держаться в нестабильной зоне смешения пространств. С каждым разом мне это давалось все легче и легче. Кое-кто считал, что Харальд готовит из меня своего преемника, но фактически я на преемника не тянул, потому что два других его помощника были старше, опытнее меня и гораздо авторитетнее.
Самая опасная катастрофа произошла, как это ни странно, не на границе Основы и Элезии, а во внутренних землях. В Ар Иллиме оживился сейсмоактивный остров с долиной гейзеров и спящим вулканом. Повелевающие жизнью давно об этом предупреждали, на острове осталось очень мало жителей, но шеадр там все еще стоял, с двумя путями, один — на Далирию, центральный иллимский остров, второй — в Рузанну. Несколько раз поднимался вопрос о том, чтобы снять межземельный шеадари, ведущий в Рузанну, им почти не пользовались, но дело так и не довели до конца. Когда остров начало трясти, вулкан проснулся, шеадр сместился от подземных толчков, кристаллическую решетку перекосило, преломления расфокусировались и началось… Слетела Грань между Ар Иллимом и Ар Лессеном, в опасной близости от столицы, и поскольку подземные толчки продолжались, земли Ар Лессена стали входить в резонанс; в тех местах, где Грань стремительно разрушалась, дальние пригороды Рузанны начало заливать водой.
Собравшиеся на срочный совет представители Пауков, Стражей, Следопытов, Горностаев, Техноасов, Повелевающих не могли понять, что происходит и где источник проблемы. Я помалкивал, слушая, как горячо спорят люди, гораздо более опытные и авторитетные, чем я. И только когда все разошлись, я осмелился высказать собственную версию. На вопрос, почему я так уверен, я обоснованно ответить не смог, аргумент "я шкурой чувствую, что оно там" приводить не стал. Мастер Стражи меня высмеял, глава Следопытов уважительно выслушал и обещал послать специалистов проверить шеадр. Старый Харальд, задержав меня после совещания, переспросил: "Ты уверен?" Я кивнул. "Если снять решетку, Грань стабилизируется?" "В отсутствие Ворона — не сразу. Но должна. По крайней мере, резонанс должен уменьшиться", — ответил я. "Тогда не будем ждать, пока они
До Далирии я добрался через шеадр, а дальше взял вимму. Я всегда предпочитал вимме крылья, летал давно и с удовольствием, но, долго сомневаясь, решил, что в сейсмоопасную зону на крыльях лучше не соваться — для ремонта шеадра их придется снять, и если что случится, я могу не успеть надеть их и взлететь. Шеадр находился на самом краю острова, на скалистом уступе в стороне от жилых мест. Вокруг него уже образовалась широкая полоса искаженного пространства, и подобраться к нему стоило мне немалых усилий. Решетка снималась туго, рамку действительно перекосило, пришлось помучиться. Когда я вылез из шеадра, остров основательно тряхнуло, земля ушла у меня из-под ног, осыпаясь прямо на глазах. Вимма стала сползать вместе с куском суши в океан, а я, чувствуя, как просаживается подо мной берег, попытался ухватиться за камень и рванулся вверх. В этот момент меня накрыло невыносимой болью, слово с меня с живого содрали кожу и окунули сначала в ледяную воду, а потом — в кипяток. Не знаю, что в тот момент случилось с сознанием, только потом, когда зрение прояснилось, я понял, что нахожусь где-то высоко над островом и вижу под собой океан. В ошалении я решил, что вимма мне привиделась и я прилетел сюда на крыльях. Описав круг над островом, я направился на Далирию. Лететь было как-то неудобно, зато я понял, что развиваю скорость гораздо большую, чем обычно. Отлетев на порядочное расстояние от острова, я опустился ниже, и на водной глади океана мне неожиданно бросилась в глаза моя тень… Тень ворона.
Сначала я решил, что она не моя, но надо мной никого не оказалось. Едва дотянув до ближайшего острова, я неловко шмякнулся на землю и при приземлении пережил все тот же болевой кошмар. Когда я пришел в себя, то не заметил никаких следов трансформации, кроме нещадно ломившей спины и плеч. Кое-как добравшись домой из шеадра в шеадр, я ничего не сказал Харальду. На следующий день катаклизм прекратился, Грань стабилизировалась в течение суток, которые я проспал, как убитый. Выслушав новости от недоумевающих коллег, я опять промолчал, но вечером решил поставить эксперимент.
Штаб Гвардии находился тогда в Западном Ферте, недалеко от Западной, самой главной башни Хэйгена. Уйдя на дальнюю опушку леса, я вскарабкался на небольшой валун и став так, чтобы лучи закатного солнца светили мне в спину, вспомнил тень ворона на водной глади океана. Глядя на свою тень, я попытался воспроизвести вот то самое ощущение парения и снова увидеть тень гигантской черной птицы, вырастающей из моей тени. Болевой шок повторился, но стократ слабее, а я уже более осознанно взмыл вверх, над лесом. Описав несколько кругов, я аккуратно приземлился на тот же валун и пошел домой, уже поверивший, но еще не понимающий, что мне теперь делать со своей жизнью.
Утром я безбожно проспал, а Харальд был не в духе и мне досталось, как говорится, за себя и за того парня. Раздраженный, я решил прогуляться до Западной башни и проверить, смогу ли я войти в нее. Большая квадратная башня из розового камня находилась в хааре от города и до сих пор никого к себе не подпускала.
Дорога к главному входу полностью заросла густой высокой травой. Пока я шел, неоднократно возникало желание взлететь и приземлиться на верхнюю площадку, но я знал, что часть пространства на опушке леса просматривается Зеркалами Стражи и решил раньше времени не привлекать внимания. Большая деревянная дверь открылась от легкого толчка, и я оказался в просторном и сумрачном холле, стены которого были увешаны старинным холодным оружием. До сих пор помню тот удивительный запах, что ударил мне в ноздри — запах пыли и металла, смешавшийся с густым ароматом цветущих лугов. Я медленно поднялся на самый верх, заглядывая на каждый из пяти этажей. Меня очень впечатлило, что комнаты казались абсолютно нетронутыми, живыми, словно предыдущий владелец вышел отсюда не два года, а две минуты назад.
Мне хотелось на верхнюю площадку. Пройдя кабинет, по узкой винтовой лестнице я выбрался на крышу, защищенную прямоугольными зубцами, на которых высились гигантские каменные изваяния воронов в разных позах. Стоило мне ступить на ее, и трансформация началась самопроизвольно, но вверх я не взмыл — так и остался стоять в птичьем теле посреди площадки. Ходить в теле ипостаси оказалось весьма неудобно… я представил, что я уменьшаюсь до размеров обычной птицы и вылетел обратно в кабинет, отыскал там зеркало, приземлился перед ним и долго разглядывал свой новый облик.
Примириться с ним оказалось чертовски трудно. Через какое-то время мне надоело бояться, смущаться, сомневаться — что-то чужое, властное и странное подтолкнуло меня вернуться обратно на верхнюю площадку башни, стремительно взмыть вверх и расти, расти, пока я не понял, что все — больше не могу, предел — и ринуться в длительный полет над пространством моей земли. Я вернулся только на следующий день, приземлился на верхнюю площадку башни, спустился в кабинет Анта, чувствуя себя более уверенно и еще более странно, чем раньше. Сила клокотала во мне, но я не понимал, на что я могу ее направить. Харальд пришел через полчаса, и первое, что он сделал, это отыскал среди книг на полках толстый фолиант, переплетенный в очень древнюю на вид кожу.