Приговоренный к власти
Шрифт:
— В пятницу, на следующей неделе. Сообщи Алику.
— Само собой.
Лешка положил трубку, и Рокотов предложил собраться у него. Так и договорились, после чего Лешка пошел домой.
Чудеса твои, Господи! Но коль пошла счастливая полоса, так она идет перманентно, пока не начнешь злоупотреблять удачей по-наглому. До вторника удалось отремонтировать разбитую покойной Антониной машину, при помощи несчетных связей завхоза Бестаева удалось получить автомобильные права (сколько это стоило, лучше и не говорить!), кроме того — зачислить на работу двух профессиональных
Феоктистов от сообщения Лешки о его намерении штурмовать Госдуму пришел в неописуемый восторг, пообещал оказать финансовую помощь в предвыборной кампании, но много не сулил — банк, как оказалось, переживал далеко не лучшие времена. Для начала Феоктистов закрепил за Лешкой «волгу», как и обещал.
Автомобиль отремонтировали хорошо, но на больших скоростях его все-таки чуть мотало — видимо, при ударе о парапет корпус повело, почти незаметно для глаза он деформировался и потерял свои абсолютные динамические качества.
В субботу Лешка слетал на машине в Каменск, по дороге заплатил первый штраф гаишнику (без всяких квитанций), в городке представился штабу предвыборной кампании, встречен был доброжелательно, но хорошо понимал — что срабатывает авторитет Рокотова. Правда, до выборов время еще оставалось, и в чем-то проявить себя можно было успеть.
Примерно в полночь референт банка ЛФД, мастер компьютерных фокусов Роман Малишевский, избитый до потери сознания, выбрался из канавы, куда его сбросили из автомобиля, катившегося, к счастью, на малой скорости. Тело все болело, однако голова была цела и по лицу его не били.
За час до случившегося ему позвонили домой, и девичий голос взволнованно сообщил, что у Наташи Максаковой большие неприятности и она ждет его, Романа, возле банка.
Выходить из дому Малишевский не любил — дома у него стоял компьютер, на котором он работал или играл в разные игры, играл порой ночами. Но Наташа — это Наташа, единственный человек в многолюдном и малоприятном окружении Малишевского. К Наташе Максаковой он питал если не влечение, если не сексуальную тягу, то хотя бы некоторый интерес. Но понимал, что для избалованной вниманием кавалеров девушки он представляет чисто экзотический интерес — что-то вроде говорящего динозавра.
Поругиваясь в душе не очень срамными словами (крутого мага себе никогда не позволял), он быстренько оделся и устремился в банк. Далеко от дома, однако, уйти не удалось. Он даже и не понял, не успел ничего осознать, когда его затолкнули в стоявший у кромки тротуара небольшой автобус, сдавили собственным галстуком горло и куда-то повезли.
А по дороге принялись бить. В салоне автобуса было тесно, отчего избивать свою жертву бандитам было не очень удобно, но тем не менее Роману было непереносимо больно и страшно. Его били в живот и в пах, а сзади — по почкам.
Когда Малишевский уже ничего не соображал и даже не пытался это делать, небритый мужик с мясистым лицом сжал ему горло, заглянул в глаза и сказал
— Не по себе, парень, дерево рубишь! Забудь про Наталью, навсегда забудь! Чтоб на ружейный выстрел к ней не подходил!
После этих хоть что-то проясняющих слов автобус начал тормозить, дверца отошла в сторону, и, получив сильный пинок, Малишевский вылетел из салона наружу, пропахал по земле метра три и кувыркнулся в канаву.
Он благоразумно полежал в ней несколько минут, а потом выполз на дорогу.
Левого ботинка на ноге не было. Правый рукав — оторван. Он даже не заметил сразу, что шагает полубосой — от лютой, мрачной злобы, захлестнувшей его темную изломанную и мстительную душу. Он тут же разом и навсегда отказался от Наташи, свирепо возненавидев ее. На Наташу было наплевать. Но обидчикам своим Малишевский поклялся ничего не спускать. В горячке обиды он решил, что организатор нападения на него — новый начальник службы безопасности, этот Ковригин, вызывающе интересный парень, с импозантной сединой и элегантными манерами. Малишевский вспомнил, как этот Ковригин торчал у стола Наташи, а в заключение на этом столе однажды появились цветы в хрустальном стакане.
В несколько затуманенном от зверского оскорбления разуме Малишевского промелькнули картины ужасной мести, которую он учинит Ковригину, но пока требовалось добраться до дому и обдумать все спокойно. Быть может, зарядить эти данные в компьютер и просчитать варианты. Компьютер Малишевский порой считал за живое существо, во всяком случае, это был его лучший друг, хотя других друзей он не имел. Будь у Малишевского физическая возможность — Лешка Ковригин уже через час помирал бы в ужаснейших мучениях. Но возможности такой пока не было, и Малишевский решил добраться для начала до родного дома.
Он пошел на ревущий звук мчавшихся по дороге автомобилей, поднялся на высокую насыпь и обнаружил, что находится на Кольцевой московской дороге, откуда внутрь Москвы идет шоссе Энтузиастов, а наружу — магистраль на Нижний Новгород, Горьковское шоссе.
От дома его увезли на значительное расстояние.
Он еще плохо оценивал ситуацию и себя в ней. Он спустился с насыпи и пошел к близлежащим домам, прикидывая, что надо не скупердяйничать — деньги у него не взяли, — взять машину и потребовать, чтоб его отвезли в ближайшую милицию. Нет, к черту милицию. Кроме составления идиотского протокола, они ничем не помогут, а протокол ни на что, окромя подтирки, не годится. С врагами своими Малишевский решил расправиться самостоятельно и на свой манер.
Он заковылял между домов микрорайона, где было безлюдно и только окна кое-где светились да доносилась музыка.
В тот момент, когда Малишевский сообразил, что надо не блукать среди домов и дворов, а выйти на нагруженную транспортом улицу, — он увидел, как из тени палисадника навстречу ему вышли то ли четверо, то ли пятеро подростков — один к одному невысокие, пестро одетые, коротко стриженные и расхлябанные. У одного, в полосатой морской тельняшке, в руках была гитара.
— Командир! — весело спросил гитарист. — Не угостишь сигареткой?