Приграничное владение 3
Шрифт:
— А что им было делать-то, кто их тут защитит? — Довольно филосовски отнесся к его выкрикам ветеран. — Не отвозили бы харчи разбойникам, так те их пожгли бы, мужиков бы перерезали, а баб для развлечений оставили или на продажу работорговцам. — Пожал плечами ветеран лучник. — Вот и откупались как могли. — Он повернулся к Саше и спросил со вздохом уже его, — дык мне тепереча куда, ваше сиятельство? Погоните из замка, так пойду к рыбакам проситься, авось найдут угол для старого солдата.
— Оставайся пока, — махнул рукой Макаров, — а там видно будет, куда и к какому делу тебя приставить. Покажешь тут
— Покажу, покажу, — покладисто закивал старый солдат и заковылял вслед за хромым «паном» Казимешем, как про себя называл отца Марыси Саша.
«Вот же команда у меня подбирается, — усмехнулся он, — один хромой, второй однорукий, оба оборванцы какие-то. Еще, не дай бог, горбатый какой объявится — полный набор будет! Надо не откладывая в долгий ящик за строительным лесом людей посылать. Может в Тихой гавани и мастеровых наймут, уж артель строителей всяко быстрее тут все починит чем сами солдаты.»
Саша все же не поленился и по приставной лестнице поднялся в башню. Как он и предполагал, она имела три уровня, но все деревянные лестницы и перекрыиия давно превратились в труху. Единственное, что понял Саша, на третьем этаже, или первом уровне башни — это уж как считать, было два боковых выхода на крышу прямоугольного строения древних, которые представляли собой широкие террасы с обеих сторон башни.
«Хорошо бы на одной из террас обустроить, что-то типа зоны отдыха, например насадить пальм или других растений в кадках и поставить удобные лавочки или большие плетеные кресла. Интересно, пан Казимеш только корзины плетет или и кресла может? — Подумал Саша и остановился на террасе любуясь открывшимся восхитительным видом.»
По берегу бухты, с зеленовато-голубой водой, росли раскидистые пинии, чуть выше рядами стояли пирамидальные тополя, а на прибрежных холмах высились высокие сосны. Вся Русалочья бухта и сам форт тут были как на ладони, да и мощеная пристань с остатками городских руин и дорога к замку тоже была хорошо видна. Если город отстраивать на, изгибающимся полумесяцем, берегу бухты то он тоже будет отлично виден из замка.
Якоб родился на маленьком хуторе недалеко от Кайры — большого имперского города. Его мать была дочерью зажиточного горожанина, красивая, образованная женщина. Как они познакомились с отцом Якоба, она никогда не рассказывала, но полюбив его сбежала из дома лишившись и родительского благословения, а с тем приданого и наследства. У ее отца, служившего в муниципалитете города, было еще две дочери, а потом и много других внуков помимо Якоба и его старшего брата Карла, скорее всего поэтому свою сбежавшую дочь он не простил и связаться с ее новой семьей попыток не делал, хоть и знал где она сейчас жила.
Отец Якоба был мельником. Денег за помол муки он с крестьян-землепашцев не брал, предпочитая забирать зерном за свой труд. Собственную муку он возил в Кайру, где продавал ее на рынке, иногда за день, а иногда и за два-три. Старшего Карла он оставлял приглядывать за мельницей, а Якоба всегда брал с собой. Поэтому Якоб с самого детства помнил эти длинные мощеные улицы, высокие каменные дома и сложный запах морского города, состоящий из дыма очагов, запаха выловленной рыбы и морских водорослей.
Когда Якобу было семнадцать лет,
Мало того, что невестка была некрасива, так еще и отличалась склочным характером, сразу возомнила себя новой хозяйкой в доме. После нескольких скандалов устроенных молодой женой, свою мать Карл из большой горницы отселил в малую комнатку, а своему брату и вовсе указал на дверь.
В восемнадцать лет Якоб остался один одинешенек, без кола и двора и без крыши над головой. В кармане штанов позвякивали три тяжелые медные монеты по ливру каждая — мать утирая глаза платком отдала младшему сыну все накопления. Если тратить эти деньги разумно, то трех ливров хватит на месяц. Но это, если покупать пироги с требухой и рыбой на рынке и в дешевых придорожных кабаках раз в день брать миску рыбной похлебки, а если снять самую дешевую комнатенку в таверне, то этих денег не хватит и на пару недель.
«Вот, что мне делать?» — Задавался вопросом парень, когда брел в сторону города из родного хутора.
Когда они с отцом ездили в Кайру продавать муку, то спали прямо в телеге и никто их не гнал. Ну так это когда ты приехал в город торговать и спишь на своем товаре, заплатив за место на рынке, а теперь? Теперь заночуй он в городе, прямо на улице, стража непременно схватит его как бродяжку и хорошо если просто с пинками выдворит из города, а если потащат в суд, то имперский судья с большой долей вероятности определит бедолагу на каменоломни или на галеры, где вечно не хватает людей.
Было бы как в той сказке, что он смотрел в передвижном кукольном балагане, в одну из своих поездок с отцом. Там младшему сыну мельника тоже не досталось никакого наследства и он взял себе рыжего кота, которому подарил башмаки и берет с пером. Потом кот спас хозяина от страшной ведьмы и нашел спрятанный ей клад. Ну то, сказка, — усмехнулся Якоб, — хорош бы он был еще и таща под мышкой своего серого кота. Да и не был Якоб уверен, что усатому разбойнику было бы лучше путешествовать с хозяином бродягой, нежели привычно охотиться на толстых мышей, что залезают в мельничный склад воровать зерно.
Первые несколько дней Якобу дались тяжело, он был дважды бит другими бродягами, когда пытался наняться грузчиком на рыночной площади, хорошо хватило ума прикопать деньги данные матушкой, у приметного дерева росшего у городской стены, не то быть бы еще и ограбленным.
Позже удалось познакомиться со старшиной портовых грузчиков. На парня посмотрели пару дней, а потом даже взяли в артель на постоянной основе и выделили место в большой комнате портовой таверны, где обитала большая часть артельных работников. Правда спать приходилось вповалку, кидая тюфяки прямо на грязный пол.