Приказ обсуждению не подлежит
Шрифт:
Если Марковцев мог сказать про себя, что в данный момент как бы не на своем месте, то Макс — наоборот.
Был ли он мстительным или нет — сказать прямо нельзя, но он сам мог сказать, наверное: «Я убил не следователя, я убил араба».
Во всяком случае, его хладнокровие при горящих глазах расшифровывалось именно так.
К помещению, в котором находилась опергруппа госбезопасности, подошли втроем. Центральное место занял Стофферс, вооруженный штурмовой винтовкой.
Конечно, ему больше подошел бы пулемет или снайперка дальнего боя. Но и с массивным «гренделем»
«Пять, — показывал командир группы на пальцах. — Четыре. Три. Два. Один. Пошли!»
Марк распахнул дверь, давая дорогу товарищам.
Макс шагнул вперед и вправо, в свою очередь, давая дорогу «центровому». Стофферс без промедления придавил спусковой крючок, едва завидев первую цель. Марк видел его со спины, автоматическая винтовка не попадала в поле зрения. Казалось, немца хватил удар и он бьется в агонии. От сильной отдачи сотрясались его плечи; в такт шипящим пулям и гильзам, разлетающимся веером, дергалась голова; изо рта вылетали отрывистые выкрики, которые глушились стиснутыми зубами.
И этой агонии не было видно конца. Конвульсии прекратились на короткие мгновения, когда немец отточенным движением поменял магазин.
Стофферс выполнял основную работу — «проливал» помещение акцентированными очередями, пресекая любую попытку противника к контрмерам. Сергей и Макс, пользуясь мощным огнем немца, вели огонь более прицельно, каждый на своем фланге.
Марк вошел последним, успев прикрыть за собой дверь, сместился влево и тут же включился в работу. Короткая очередь, и оперативник, одетый как десантник — в рубашку с коротким рукавом и берет с орлом, повернувшим голову на восток, — опрокинулся вместе со стулом, на котором сидел.
Тяжелые пули отшвырнули к стене другого оперативника, запоздало вскочившего на ноги. Ни один из них, заметил Марк, не упал, не повалился на пол, чтобы ответить огнем. Это называлось взять врасплох. Пожалуй, это помещение было единственным в следственном изоляторе, где огонь можно и нужно было вести из винтовок: Плюс на первом этаже, непосредственно в закрытом крыле, где содержат приговоренных к смертной казни.
Стофферс во второй раз поменял магазин на своей винтовке — оружия, которое подбиралось под специфику одного плана, тогда как обстоятельства внесли свои коррективы. Словом, «грендель» не был «чисто» штурмовым оружием.
Почти что полуметровый массивный ствол-глушитель винтовки замирал на мгновение, чтобы вскинуться при очередном контрольном выстреле.
Чисто…
А на душе муть. Каждый, был уверен Марк, мысленно затягивал это и без того короткое нападение на опергруппу. Была бы возможность, расстреляли бы все часы в этом здании. Был бы результат.
Бойцы быстро покинули помещение, где плотным туманом повисло облако пороховых газов. Только теперь Иваненко мог приступить к своей основной работе.
Теперь головная боль — караул, разбросанный по центральному зданию тюрьмы и караульному помещению.
Головная боль в виде шести часовых на башнях.
Иваненко провел в одиночестве всего несколько минут.
— Макс, — Сергей Марковцев, сделав выбор, подозвал бойца, — занимай место у выхода из СИЗО. Там пять мертвых охранников, минимум столько же снаружи — но только живых. Помнишь, куда ведет дверь из изолятора?
— Да, — кивнул Макс. — На внутреннюю дорогу.
Слева вышка.
— Дозорная башня, — поправил его Сергей. И мысленно дополнил: «Дорога огибает южную башню и выводит к центральным воротам». За которыми его ждет машина с конвоирами.
Однако относительно военных Марк особо не беспокоился. Допрос может проходить и час, и два. Так что они будут терпеливо ждать. Другое дело — экстренный вызов оперативной группы по факту какого-нибудь преступления («город-порт, преступлений на порядок больше, чем в столице»). А опергруппа наряду со следователями не отвечает.
Взяли под контроль стратегически важный объект, но что толку?
Москва, штаб-квартира ГРУ
Генерал Ленц в данное время рассуждал на тему «чистоты» диверсионного подразделения, ликвидировавшего международного террориста. За многие сотни километров от Москвы разворачивались важные события, и начальник разведки, дабы не оставаться в стороне от них, поддерживал мысленный контакт темой, близкой к тем событиям. Эффект присутствия, что ли. И это давно вошло в привычку начальника ГРУ. Это как два человека, читающих один и тот же документ. Оба «идут» строка в строку, слово в слово. Но только один, знающий содержание назубок, отрывается на короткий миг от чтения, чтобы проверить реакцию другого.
Тема «чистоты» диверсионного подразделения. Оно состояло из людей, которые неукоснительно следовали приказу и не отступали от него ни на шаг. Их мораль в том, чтобы выполнить задание. Перешагнуть через трупы, пройди вброд по кровяному болоту.
Оказавшиеся в плену спецназовцы заслуживали освобождения, но в иной форме, нежели в той, что была развернута полковником Артемовым. «Наши парни» в первую очередь не должны были попадать в плен. Судя по всему, у командира группы было время, чтобы указать руководителю операции на слабые места, на то, что у него вызвало хоть какое-то сомнение. Не смутное, а конкретное. Для того, чтобы получить не смутный, а конкретный ответ. Важны те же строки, а межстрочный интервал, в котором зашифрован смысл операции, их не должен касаться ни при каких условиях.
Не спросил, не указал, попер по кровяному болоту.
И это большой минус командиру, которого усыпили летающим штабом и предварительной работой секретных агентов. Ведь всегда руководитель, какого бы он ни был ранга, спрашивает: «Вопросы есть?»
Вопросов нет.
Профессионалы. К ним особое отношение, с них особый спрос.
Мысли генерала перекликались с размышлениями Сергея Марковцева: два пленных спецназовца — это лишь инструмент, к которому тянулись сразу несколько рук.