Приключение Гекльберри Финна (пер. Ильина)

Твен Марк

— Ну что тут скажешь? — говорит Том. — Очень вы меня удивили. Ничего понять не могу. Они уверяли, что вам это понравится, да я и сам так думал. Впрочем… — он неторопливо поозирался вокруг, словно бы надеясь встретить хоть один дружественный взгляд, остановился на старике и спрашивает: — Ну вот скажите хоть вы, сэр, вам не казалось, что ее мой поцелуй порадует?

— Э-э-э, нет. Я… я… нет, не казалось.

Тогда Том поворачивается таким же манером ко мне и говорит:

— Том, а тебе не казалось, что тетя Салли раскроет передо мной объятия и воскликнет: «Сид Сойер…»?

— Господи-Боже! — восклицает

она и бросается к нему, — дерзкий ты молодой негодяй, так одурачить меня, так…

И попыталась его обнять, однако Том удержал ее рукой на расстоянии и говорит:

— Нет уж, сначала попросите.

Она времени тратить не стала, попросила, и обняла Тома, и расцеловала ну просто сверху донизу, а после сдала то, что от него осталось, старику. И когда оба они успокоились малость, говорит:

— Вот как Бог свят, никто меня еще так не удивлял. Мы же тебя и не ждали, только Тома. И сестра мне о твоем приезде ничего не писала.

— А это потому, что только Том приехать и должен был, не мы оба, — говорит он, — но я упрашивал ее, упрашивал, и перед самым его отъездом она и меня отпустила, и мы с Томом, пока по реке плыли, решили, что первоклассный получится сюрприз, если сначала он один к вам приедет, а я приотстану, а после явлюсь и выдам себя за чужого мальчика. Но мы были неправы, тетя Салли. Чужих здесь как-то неласково принимают.

— Ну — во всяком случае, таких нахальных щенков, Сид. Скажи спасибо, что я тебе по зубам не съездила, я уж и не помню, когда меня в последний раз так из себя выводили. Ну да ничего, я не против, я бы и тысячу таких шуток стерпела, лишь бы тебя увидать. Нет, но какое же представление ты разыграл! Чего уж скрывать — я чуть не лопнула от изумления, когда ты меня чмокнул.

Мы пообедали в широком проходе, соединявшем дом с кухней. Еды на столе было — на семь семейств — и вся горячая; не какое-нибудь там вялое и жесткое мясо, пролежавшее всю ночь в буфете, который в сыром подвале стоит, так что поутру оно только старому каннибалу и может прийтись по вкусу. Дядя Сайлас прочитал над ней длинную молитву, однако еда того стоила, она и не остыла даже, а это при такой волынке часто бывает, уж я-то знаю. После обеда все долго разговаривали — мы с Томом держали уши на макушке, однако про беглого негра никто и словом не обмолвился, а сами мы о нем заговорить не решались. Однако за ужином, вечером уже, один из мальчиков спросил:

— Па, а можно мы — Том, Сид и я — на спектакль сходим?

— Нет, — отвечает старик, — я так понимаю, никакого спектакля не будет, а и был бы, я бы вас не пустил, потому что беглый негр много чего Бертону и мне понарассказывал об этом постыдном зрелище, и Бертон пообещал о нем весь город оповестить, так что, думаю, этих наглых безобразников оттуда уже выставили.

Вот те и на! — а я им и помочь ничем не могу. Спать нам с Томом предстояло в одной комнате, да и в одной постели тоже, и мы, сказав, что устали, сразу после ужина пожелали всем спокойной ночи и поднялись туда, и вылезли в окно, и спустились по громоотводу, и побежали в город, потому как я не думал, что кому-нибудь взбредет в голову предостеречь короля и герцога, и значит, если я не поспею вовремя, им придется несладко.

По дороге Том рассказал мне, как все решили, что я убит, как вскоре после этого исчез куда-то и больше уж не возвращался папаша, и сколько шуму наделало в городе бегство Джима; а я рассказал Тому о наших пройдохах и о «Королевском совершенстве», ну и о путешествии на плоту тоже — что успел; вот, а когда мы добрались до центра городка, — времени было уже за половину девятого, — то обнаружили там разъяренную толпу: все с факелами,

орут, улюлюкают, в жестяные сковороды бьют и в рожки дудят; мы отскочили в сторону, чтобы их пропустить, и, когда они проходили мимо, я увидел сидевших верхом на шесте короля и герцога — то есть, я понял, что это были король с герцогом, их же сплошь покрывали смола и перья, они уж и на людей-то не походили, скорее, на чудовищные солдатские плюмажи. Знаете, мне даже тошно стало и жалко несчастных мошенников — и никакой неприязни я к ним уже не испытывал, ни-ни. Люди бывают порой так жестоки друг к другу.

Мы поняли, что опоздали и ничего сделать не сможем. Порасспросили нескольких зевак, которые за толпой тащились, и те рассказали, что жители городка пришли на спектакль как ни в чем не бывало, и вели себя, пока бедняга король выкаблучивался на сцене, тихо-мирно, а потом кто-то подал сигнал, и все повскакали на ноги и набросились на них.

В общем, поплелись мы назад, и на душе у меня было тяжко, и чувствовал я себя паршиво, как будто осрамился или виноват в чем — даром что я и не сделал ничего. Ну да оно ведь всегда так бывает: прав человек или не прав, совести это без разницы, она — особа неразумная и все равно его заедает. Да будь у меня собака, такая же бестолковая, как совесть, я бы ее просто-напросто отравил. Места она в человеке занимает больше, чем всякие кишки и печенки, а проку от нее никакого, даже и ждать нечего. Вот и Том тоже так говорит.

Глава XXXIV

Мы подбадриваем Джима

Мы молчали, задумавшись, а после Том и говорит:

— Ну и бестолочи же мы с тобой, Гек! Спорить готов, что я знаю, где Джим.

— Да что ты? Где?

— В хибарке около сундука с золой. Вот смотри. Видел ты, когда мы обедали, как туда негр еду заносил?

— Видел.

— А кого он, по-твоему, там кормил?

— Собаку.

— Вот и я так подумал. Ну так в этой хибаре никакая не собака сидит.

— Почему?

— Потому что среди еды арбуз был.

— Точно — я его тоже заметил. Надо же — и не подумал ведь, что собаки арбузов не жрут. Верно говорят: человек может смотреть и ничего при этом не видеть.

— Ну так вот, негр перед тем, как войти туда, отпер висячий замок, а, как вышел, запер. И когда мы из-за стола вставали, он дяде ключ принес, наверняка тот самый. Арбуз означает человека, ключ — узника; а на такой маленькой плантации, да у таких добрых, хороших людей вряд ли целых два узника под замком сидеть будут. Выходит, Джим — этот самый узник и есть. Ну ладно, хорошо хоть, что мы установили это, как настоящие детективы, — за другие способы я и гроша не дал бы. Теперь давай пораскинем умом и придумаем план, как нам Джима украсть — ты свой, я свой, — а после выберем лучший.

Какая все-таки голова сидела на плечах Тома Сойера! Да будь у меня такая, я бы ее ни на что не променял — ни на звание герцога, ни на место помощника капитана на пароходе или клоуна в цирке — ну просто, ни на что. Начал я придумывать план, но только для того, чтобы чем-то заняться, потому как отлично знал, кто придумает правильный. И скоро Том Сойер спрашивает:

— Готов?

— Да, — отвечаю.

— Отлично — выкладывай.

— У меня план такой, — говорю я. — Джим там сидит или не Джим, это мы выясним сегодня же. А завтра ночью поднимем со дна мой челнок и приведем с острова плот. Потом, в первую же темную ночь украдем, как только старик заснет, ключ — он у него на поясе штанов висит, — и уплывем с Джимом по реке. Днем будем прятаться, а ночью плыть, как раньше. Сможем мы это сделать?