Приключение на даче
Шрифт:
„Меня хотятъ удержать, — это ясно, — подумалъ Рачинскій, — я даже почти увренъ, что он перевели часы. Но чего же имъ отъ меня нужно?.. ничего не понимаю?!.
И онъ снова слъ на свое мсто. Анна Павловна очевидно старалась заговорить его. Она перебирала все — и общихъ знакомыхъ, и журнальныя новости, а подъ конецъ даже вдалась въ длинныя разсужденія по поводу Россини и Мейербера… И говорила, говорила, и такъ говорила, что перебить ее оказалось невозможнымъ.
Наконецъ, она созналась, что теперь пора на станцію и вызвалась проводить Рачинскаго. Настасія Ивановна желала тоже прогуляться.
И вотъ онъ одинъ въ столовой. Онъ взглянулъ на часы и убдился, что его предположеніе было справедливо — стрлка столовыхъ часовъ отставала на цлый часъ. Онъ ждетъ, ждетъ, наконецъ дамы возвращаются въ шляпахъ и накидкахъ. И въ эту самую минуту изъ растворенныхъ оконъ слышится свистъ уходящаго послдняго позда.
— „Я такъ и зналъ, что он перевели часы“ — говорилъ про себя Рачинскій.
Анн Павловн остается только предложить ему переночевать у нея въ дом, что она и длаетъ очень любезно.
IV.
Комната, назначенная для Рачинскаго, была рядомъ съ маленькой гостиной, выходившей на балконъ. Любезная хозяйка съ необыкновенной предупредительностью озаботилась комфортомъ своего гостя и съ перваго же взгляда онъ убдился, что ему здсь будетъ отлично. Онъ закурилъ сигару, подслъ къ открытому окошку и сталъ размышлять о своемъ положеніи.
«Никогда не случалось со мной ничего подобнаго, — думалъ онъ, — что здсь былъ заговоръ, въ этомъ для меня нтъ сомннія: перевели часы, полчаса собирались провожать меня — все это что-нибудь да значитъ… Но зачмъ же я имъ? Къ чему эта комедія?… Если хотли только надо мною посмяться, такъ вдь подобная насмшка вовсе не зла и не остроумна… А между тмъ очевидно, что тутъ какіе-то планы… Я всю зиму ухаживалъ за Анной Павловной и, долженъ сознаться, совсмъ неудачно, но быть можетъ она теперь пожелала нсколько иначе взглянуть на меня? Какъ знать? Женщины такъ капризны и неожиданны… да и къ тому же лто, скука, одиночество… Я вовсе не желаю сыграть роль графа Нулина; но съ другой стороны было бы еще глупе не сумть воспользоваться случаемъ, который представляется при такихъ счастливыхъ предзнаменованіяхъ».
Тутъ Рачинскій припомнилъ вс любовныя приключенія, какія только зналъ, и этимъ еще больше подогрлъ свою фантазію.
Да и къ чему же, къ чему же бы это Настасія Ивановна заставляла меня пить за обдомъ! И потомъ это восхваленіе здшнихъ ночныхъ прелестей… и соловьи, и перемигиванія, перешептыванія… Не могу же я оставить все это безъ вниманія. Почемъ я знаю, можетъ быть ужъ какое-нибудь окошко отворено, можетъ быть какая-нибудь дверь таинственно полуоткрыта… Можетъ быть… И вдь не могу же, не могу же я ухать завтра какъ болванъ… я долженъ по крайней мр сдлать рекогносцировку вокругъ дома, а въ случа чего-нибудь могу всегда вывернуться и сказать, что вышелъ въ садъ выкурить сигару…
Рачинскій осторожно отворилъ двери и на цыпочкахъ вышелъ въ гостиную. У него невольно замирало сердце отъ волненія и нкоторой надежды. Онъ собирался уже пройти къ балкону и только боялся зацпить
— Боже мой, это вы?!
— Да, это я, — смущенно отвтилъ Рачинскій.
Чья-то рука крпко схватила его руку.
— Да вы-то кто же? — спросилъ онъ.
— Я, я… Настасія Ивановна, — прошепталъ голосъ.
— Чортъ возьми! — подумалъ Рачинскій, — на нее — то я ужъ никакъ не разсчитывалъ.
И вдругъ ему въ голову пришла ужасная мысль: онъ началъ бояться, не имлъ ли онъ несчастья возбудить къ себ въ старой дв внезапную страсть — въ такомъ случа вдь сразу объяснялись вс странности ея поведенія и за обдомъ, и за весь вечеръ.
— Извините, — началъ онъ заикаясь, — я думалъ немного пройтись по саду… но теперь сейчасъ же вернусь въ свою комнату.
— M-r Рачинскій, — трагическимъ тономъ воскликнула Настасія Ивановна, — что вы можете обо мн подумать, встртивъ меня ночью у вашей двери…
Рачинскій началъ раздражаться и даже сердился.
— Клянусь вамъ, — насмшливо отвтилъ онъ, — что я объ васъ ровно ничего дурного не подумаю… вдь я имлъ уже случай убдиться въ поэтичности вашей натуры и меня нисколько не удивляетъ, что вы избираете для своихъ прогулокъ именно тотъ часъ, когда поютъ соловьи и порхаютъ эльфы и сильфы.
— Ахъ Боже мой! — протянула Настасія Ивановна, — ваши насмшки ужасны; но если бы вы знали истинную правду.
«Она сейчасъ мн объяснится въ любви!» — съ отчаяніемъ подумалъ Рачинскій.
— Я ничего не хочу знать, поспшилъ онъ прервать ее, я не хочу проникать въ тайники поэтической души вашей…
— Но теперь, вы ужъ должны меня выслушать!
— Господи! право это не нужно!.. къ чему же это!..
— А моя честь? — произнесла Настасія Ивановна съ достоинствомъ оскорбленной невинности.
— Ваша честь!.. но право я не понимаю, чмъ же она тутъ задта…
— Однако я должна же объяснить вамъ причину моего присутствія здсь и въ такое время… Я ушла изъ своей комнаты отъ страху… я не въ силахъ была одна оставаться.
— Чего же вы такъ испугались? — спросилъ Рачинскій.
— Помилуйте — наша дача такъ далеко отъ всякаго жилья… вс знаютъ, что Анна Павловна богата, и долго ли забраться сюда разнымъ ворамъ и грабителямъ… Съ нкотораго времени около нашаго забора стали показываться какіе-то очень подозрительные молодые люди… вчера замтили подъ окномъ слды человческихъ ногъ… нашъ садовникъ, единственный мужчина въ дом, отправился сегодня въ городъ… мы одн, мы съ Анной Павловной умираемъ отъ страха… и вотъ я ршилась переночевать здсь на маленькомъ диван, у самой вашей двери… чтобъ, если что-нибудь случиться…
— Понимаю, — перебилъ Рачинскій, которому все начинало становиться ясно, — я, значитъ, исправляю здсь должность садовника, или врне, ночного сторожа…
«Ну — да, теперь все объясняется, — думалъ онъ, — и часы, и подливаніе вина за обдомъ… Эта старая дура хотла возбудить во мн храбрость на случай ночного нападенія…»
Такое неожиданное открытіе, посл всхъ его мечтаній и надеждъ, задло Рачинскаго за живое и порядкомъ взбсило. Ему хотлось хорошенько отплатить за себя и проучить старую трусиху.