Шрифт:
I
Когда Анна Павловна семнадцатилтней двушкой гуляла передъ обдомъ со своей maman въ Лтнемъ Саду, или по Большой Морской, встрчные молодые и старые люди провожали ее долгимъ и восхищеннымъ взглядомъ.
На вечерахъ и въ театр даже самыя строгія дамы, имющія собственныхъ дочерей, невольно заглядывались на нее и одобрительно шептали: «est elle charmante cette petite!..»
Когда Анна Павловна на девятнадцатомъ году вышла замужъ за молодцеватаго полковника Корнилова и гуляла уже съ нимъ подъ руку, вчно свжая и цвтущая, изящно, со вкусомъ одтая, къ лицу причесанная, раздающая
Когда Анна Павловна на двадцать третьемъ году овдовла и показалась посл двухъ мсяцевъ непритворной скорби, вся въ черномъ, съ немного поблднвшимъ лицомъ и легкой тнью подъ большими свтлыми глазами — никто не могъ сомнваться, что такой прелестной и соблазнительной вдовушки трудно сыскать во всемъ Петербург.
Конечно въ первую зиму никто не ршался за нею серьезно ухаживать — тнь полковника стояла передъ ней во всеоружіи и защищала ее отъ влюбленныхъ искателей. Но прошелъ еще годъ — и эта угрожающая тнь исчезла. Анна Павловна оказалась неизмнно окруженной цлымъ штабомъ не только молодыхъ, но даже и людей солидныхъ во всхъ отношеніяхъ. Она со всми была мила, ласкова, любезна, но и только. Ни одинъ темный слухъ, ни одна двусмысленная сплетня не смли коснуться ея репутаціи. Она смялась надъ страстными признаніями въ любви, она отвчала «нтъ» на вс предложенія руки и сердца. Ршили, что Анна Павловна намревается сдлать какую-нибудь очень блестящую партію, высматриваетъ высокопоставленнаго пожилого человка. Однако, на этомъ не покончили. Ни какъ не могли ршиться оставить ее въ поко и надодали ей порядочно.
Къ лту она почувствовала себя очень уставшей, ей захотлось отдохнуть отъ знакомыхъ, пожить въ полномъ уединеніи. У нея была своя дача недалеко отъ одной изъ станцій Николаевской желзной дороги. Никому не сказавшись и почти ни съ кмъ не простясь, она перехала туда въ начал мая.
При ней была ся неизмнная компаньонка, очень приличная старая два, Настасья Ивановна. Изъ прислуги Анна Павловна взяла съ собою только горничную, такъ какъ на дач постоянно жилъ садовникъ, исполнявшій должность и кучера и лакея, а жена, его готовила «за повара».
Станція была въ двухъ шагахъ, кругомъ нсколько дачъ, тутъ же неподалеку село и, конечно, Анн Павловн не могло и въ голову прійти чего-либо бояться. Но у Настасіи Ивановны на этотъ счетъ было свое мнніе. Она всю жизнь свою зачитывалась всевозможными романами, а къ сорока годамъ остановилась исключительно на страшныхъ, кишащихъ убійствами, грабежами и самыми невроятными преступленіями. Трудно даже было представить себ откуда она добываетъ такіе удивительные романы; но у нея всегда хранилось ихъ боле дюжины. Она читала ихъ съ наслажденіемъ и простодушно врила самымъ нелпымъ приключеніямъ. Съ перваго же дня по перезд на дачу она стала испытывать припадки мучительнаго страха. Ей казалось, что въ конц концовъ ихъ здсь непремнно ограбятъ, а можетъ быть даже и заржутъ. Анна Павловна сначала смялась надъ нею, но страхъ заразителенъ — и она сама начала иной разъ, особенно по вечерамъ, побаиваться.
Какъ-то въ конц іюня, Настасья Ивановна вышла на балконъ, гд хозяйка расположилась съ какой-то работой. Лицо старой двы выражало необыкновенное волненіе.
— Что съ вами? —
— Да помилуйте, — тревожно проговорила компаньонка, — я сейчасъ узнала, что вы отпустили Никиту на два дня въ городъ. Какъ же это мы одн будемъ ночевать?
— Да вдь не одн же мы — а кухарка, а горничная?
— Господи! что же могутъ сдлать женщины въ случа нападенія.
— А вы ночныхъ нападеній боитесь?..
— Ещо бы не бояться, — раздражительно отвтила Настасія Ивановна. — Здсь всего нужно бояться, всего! Въ дом одн женщины — мало ли что могутъ съ нами сдлать…
Анна Павловна улыбнулась, взглянувъ на компаньонку и невольно подумала: «что съ ней — то ужъ врядъ ли сдлаютъ что нибудь ужасное». Дйствительно, бдная Настасія Ивановна была суха какъ щепка, угловата, съ рзкими чертами лица и весьма явнымъ, плотнымъ слоемъ пудры на дряблыхъ щекахъ.
— Успокойтесь, успокойтесь, не кому на васъ нападать, — проговорила Анна Павловна, справившись со своей улыбкой. — И к тому же здсь вс отлично знаютъ, что у Никиты непомрна; сила…
— Конечно, но вдь вы его отпустили на два дн… и кому нужно это знать, тотъ наврное это уже и знаетъ… Вы говорите некому!.. Помилуйте… а вспомните-ка нищаго, котораго мы вчера встртили въ рощ. Вдь онъ и вамъ показался подозрительнымъ, помните, какъ онъ смотрлъ на васъ…
— Ахъ, вздоръ какой! нищій какъ нищій…
— Ну, а шарманщикъ? — не унималась Настасія Ивановна. — Зачмъ онъ битый часъ стоялъ у порога и заглядывалъ въ садъ?..
— Да вдь онъ каждый день приходитъ и стоитъ пока ему не вынесутъ чего-нибудь…
— Наконецъ, я, знаете, что вамъ скажу… съ нкотораго времени я не совсмъ довряю Никит… мн кажется, что и на него намъ вовсе не слдуетъ такъ полагаться… право… Богъ ихъ знаетъ, этихъ людей…
— Что съ вами, Настасія Ивановна! вы подозрваете Никиту!.. Это ужъ просто глупо!
Компаньонка сдлала кислую мину и замолчала.
Анна Павловна замтила это.
— Вотъ вы и сердитесь, — сказала она, — я право не хотла насъ обидть; но дло въ томъ, что съ вашими подозрніями и страхами вы и на меня невольно страхъ наводите… Но согласитесь же, что все это только фантазіи.
— Хорошо! пусть и нищій, и шарманщихъ, и Никита — фантазіи… но вдь не фантазія же, наконецъ, слды человческихъ ногъ, которые мы сегодня видли утромъ въ саду, подъ нашими окнами…
— Ну, ужъ лучше замолчите, Настасія Ивановна! Эти слды… да это ваши же собственные слды, когда вы вчера прогуливались и мечтали, глядя на луну, вдь ваши туфли какъ разъ подходятъ къ слду…
— Не знаю какъ это мряли!.. Правда, что я вчера вечеромъ немного прошлась по саду, но что слды эти не мои — даю намъ слово… слава Богу у меня не такая громадная нога!.. Да и кто же мрилъ? Тотъ же Никита…
— Вы опять за Никиту!..
— Ну, я молчу, я молчу, только ради Бога будемте осторожне сегодня ночью… Право я не знаю, какъ и засну… Какъ подумаю — просто дрожу отъ страха… Только и слышишь что о разбойникахъ и грабителяхъ, вся жизнь наполнена ужасами… И эти люди… да разв отъ нихъ можно уберечься?!. они проникаютъ всюду, черезъ окно, черезъ печную трубу; они появляются во всевозможныхъ видахъ… помните мы недавно читали въ «Голос»: вора нашли подъ кроватью и на немъ былъ фракъ и блый галстукъ, и самая приличная, красивая наружность.