Приключения 1969
Шрифт:
На улице же Пернавас люди долгое время считали, что Лилию пристрелили подпольщики в отместку за то, что она пошла служить к фашистам и предала собственного сына.
Отдыхая в Риге этим летом, я забрел однажды в воскресенье на старое Матвеевское кладбище и долго блуждал по аккуратным, посыпанным песком дорожкам, читая надписи на покосившихся крестах и мраморных памятниках. Здесь были похоронены участники революций 1905 и 1917 годов, герои Великой Отечественной войны, многие латышские писатели и поэты. Был тихий солнечный день. По синему далекому небу беззвучно плыло одинокое облако, и прозрачная тень медленно скользила по печальным ивам и березкам, задумчиво склонившимся
Недалеко от ворот я увидел высокий памятник из серого гранита, увенчанный красной мраморной звездой. На постаменте был искусно вырезан белый, нежный цветок, издалека выделявшийся на темном фоне, а над цветком сияли золотые буквы... Простые и строгие очертания памятника поразили меня, и я, приблизившись, прочел необычную надпись: «Майор государственной безопасности, член Коммунистической партии с 1924 года, Герой Советского Союза Лилия Ояровна Калнынь. Родилась в 1902 году. Погибла при выполнении боевого задания 12 мая 1944 года. Ян Суренович Калнынь. Комсомолец и боец Советской Армии. Пал смертью храбрых 12 мая 1944 года. Вечная слава героям, погибшим в борьбе за освобождение нашей Родины!»
Я обошел памятник кругом и неожиданно заметил седого полковника-летчика с непокрытой головой, склонившегося к подножию. Он осторожно положил на зеленую траву несколько алых роз и выпрямился, скорбно глядя на белый цветок из камня. По его щеке скатилась слезинка.
Я подождал полковника за воротами и, попросив извинения, заговорил с ним. Его звали Сурен Константинович Дадиани.
Он и рассказал мне историю, которую вы прочли.
Е. Мухина
СУРОВАЯ ЮНОСТЬ
1
Набирая высоту, самолет летит через горные хребты Кавказа за линию фронта — над туманными вершинами гор, над Дарьяльским ущельем, где течет неугомонный Терек. Сильная качка. Полторы тысячи десантников будет выброшено этой декабрьской ночью в районы Северной Осетии. Задание: соединиться с нашими войсками, которые должны выйти через Пехинский и Марухский перевалы, совместно пойти в наступление и окончательно выгнать фашистов с Кавказа.
Летим мы недолго. Первый сигнал: приготовиться. Мы прикрепляем карабины за кольца и еще раз проверяем подвесную систему. И вот красный сигнал. Открываются двери самолета. Первыми прыгают три наших товарища: две девушки и парень.
Двери закрываются, и мы летим дальше. Следующими прыгают еще трое. В этой тройке моя любимая подруга Даша. За ними — еще группа, а потом уже должны прыгать и мы. Остаемся в самолете трое. Проходит минут пятнадцать, не больше.
Дверь снова открыта. Мы встаем. К отверстию подходит Сашка Зайцев, потом Полина Свиридова. Оттолкнувшись ногами, лечу в черную пасть ночи и я.
Мой район — почти под самым Нальчиком.
Парашют открылся. Все в порядке! Я вижу приближающуюся землю. Крепко сжимаю ноги в коленях. Но опускаюсь не на ноги, а больно
Вот и хуторок, о котором мне рассказывал начальник разведки. Я хорошо запомнила задачу: мне надо разведать этот район в окружности до пятнадцати километров.
Наступает долгожданный рассвет. Отсюда хорошо видно, как внизу по дороге снуют немецкие машины. Рацию я замаскировала в небольшой пещерке, по ее стене ручейком сбегала ледяная вода. Удобное место — не видно снаружи, сколько ни приглядывайся. Оставив приметы, понятные только мне, иду на хутор. Почему-то мне сейчас не страшно.
Около хутора — немецкие траншеи, замаскированные пулеметные и минометные точки. Да, враги здесь укрепились сильно. Надо отметить на карте эти огневые точки, а ночью обязательно передать нашим...
Три дня, прячась от фашистов и от жителей, засекаю расположение войск противника, а ночью сообщаю по радио нужные координаты. Теперь осталось разведать район самого Нальчика. Знаю, что там особенно опасно. Но я ничуть не похожа на разведчицу.
И вот уже ни одного места не осталось в заданном мне районе, где бы я не побывала. Уже две недели я нахожусь в тылу фашистов. Наши должны наступать, но почему-то их не слышно. Я выбрала наблюдательный пост на небольшом выступе в пещерке. Очень плохо с едой. Сухого пайка мне хватило только на восемь дней. Несколько раз ходила на хутор днем за едой. У самих-то жителей нет почти ничего, но они давали картошку. О, на картошке можно жить, да еще как!
Главное — у меня была свежая родниковая вода, она стекала по стенке из расщелины.
На четырнадцатый день с утра наши начали артиллерийскую подготовку. Как хорошо они били по тем точкам, которые были переданы мной! Молодцы ребята!
К обеду наши самолеты прилетели бомбить врага и под Нальчиком. Часам к четырем наши пошли в наступление.
Мы, разведчики, знали, что после освобождения должны собраться в Нальчике. И вот мы в разведотделе. Сашка пришел весь грязный, полуседой. Видно, не выдержали нервы. Да и как выдержать? Он попал в самый центр артиллерийского обстрела. Нигде не могли найти Полину Свиридову. Может быть, она попала в плен, но скорее всего погибла, выполняя задание. Полина! Погибла дорогая моему сердцу, самая душевная и храбрая среди наших девчат. Сашка успокаивал меня, но я плакала, как ребенок. Даша пришла на третий день после освобождения города. С ней — еще четыре наших разведчика.
Так закончилось мое первое задание после окончания разведшколы. В эту школу я попала неожиданно, хотя в армию, на фронт стремилась с первого дня войны.
2
Мы жили в маленьком абхазском селении. Однажды осенью горная речка разлилась, чуть не затопила дома. Той ночью вода почти убыла. К утру она только оставила везде свои следы. Отец с утра ушел ловить рыбу. Ее очень много после разлива. Отступая, река оставляла ее в грязных лужах.