Приключения 1974
Шрифт:
— А теперь идите. И одевайтесь впредь как следует, — сказал он сердито. «Черт те что! Хотел бы я знать, кто из нас больший дурак», — подумал он. — И перестаньте, пожалуйста, реветь. Совсем это вам ни к чему.
— Хорошо, — сказала она. — Ох! — вырвалось у нее вдруг. — В жизни себе не прощу, если с вами что-нибудь случится... Вы... вы вернетесь?
— Постараюсь, — буркнул капитан. — Идите, идите.
Он повернул ее за плечи и подтолкнул на тропинку. Она сделала несколько шагов, потом остановилась
— Командир, курс двести семьдесят, — раздается в наушниках голос штурмана.
— Понял. Двести семьдесят.
Пилот едва ощутимо давит кончиками пальцев на штурвал. Самолет медленно кренится, потом так же медленно выравнивается и застывает.
Пилот сидит по-прежнему неподвижно, глядя немигающим взглядом на большую зеленую звезду чуть выше обреза кабины. Лицо его холодно и спокойно.
— Штурман, у вас все в порядке?
— Все в порядке, командир.
— Стрелок, у вас все в порядке?
— Как сказать, командир... Я думаю, все в порядке.
— Вы думаете или у вас на самом деле все в порядке?
— За нами идет самолет неизвестной принадлежности.
Пилот хмурится.
— Далеко?
— Четыреста метров.
— Давно он идет за нами?
— Полторы минуты, командир.
— Почему не сообщили об этом сразу?
— Я думаю...
— Стрелок, меня не интересует, что вы думаете. Ваша обязанность — немедленно докладывать об изменении воздушной обстановки. Вы поняли?
— Так точно, командир. Но обстановка не меняется. Я все время держу его в прицеле. Если он вздумает безобразничать...
— С таким же успехом и он нас может держать в прицеле.
Стрелок обижается.
— Да нет, командир, он идет с огнями. Я подумал, что не стоит вас беспокоить лишний раз... Пока он держится вполне прилично.
Пилот шумно выдыхает, но сдерживается.
— Ладно. Благодарю за заботу о моем спокойствии... Вы хорошо его видите, стрелок?
— Очень хорошо. Я мог бы срубить его одной очередью. Может, позволите?
— Нет! Он отстает или догоняет?
Несколько секунд в наушниках стоит тишина. Потом стрелок говорит:
— Он... отстает. Да, отстает, командир. С отворотом на юг.
— Хорошо. Следите за воздухом. И не забывайте докладывать даже о... прилично ведущих себя объектах.
— Понял, командир. Простите, командир.
— Прощаю, — ворчит пилот. — Штурман, как курс?
— Все в порядке, командир. Через двадцать две минуты сорок пять секунд — цель.
— Стрелок, вы слышали? Кенигсберг через двадцать две минуты сорок пять секунд.
Едва он вернулся в землянку, как вслед за ним спустился старший лейтенант Царев.
— Ну вот, — сказал он, — ну вот. Я тебя разыскиваю.
Царев был в теплой куртке, меховых штанах и унтах. Он не боялся ни пуль, ни снарядов, но очень боялся простуды. Его жена Наталья Ивановна, умершая года четыре назад, продолжала оставаться для него непререкаемым авторитетом во всех житейских делах.
— Добрый день, Серафим Никитич, — отозвался капитан. — Проходите.
Царев снял фуражку, бережно положил ее на край стола и, вытащив большой платок, погладил лысину. Затем опустился на табуретку и поерзал, устраиваясь поудобнее.
Этот человек везде чувствовал себя дома, был со всеми на «ты», не признавал чинопочитания и был убежден, что окружающие относятся к нему так же хорошо, как и он к ним.
Тут он, конечно, заблуждался. И вообще он был слишком мягок. Видимо, потому в свои сорок пять лет все еще оставался старшим лейтенантом.
— Ф-фу! Ну и духотища! — сказал Царев ворчливо. — Так что у тебя случилось в последнем полете? — спросил он без всякого перехода.
Добруш, набивавший трубку, поднял голову. Он не ожидал, что Царев заговорит об этом, и некоторое время молчал.
— Северцев должен был подавить зенитную батарею, а мы — бомбардировать станцию, — сказал он наконец. — Но его сбили раньше. Пришлось заняться этим мне.
— Ну вот, ну вот, — Царев всплеснул руками. — Я так и думал... Не кури, пожалуйста... Многие этому не верят.
Капитан кивнул.
— Я знаю.
— Вот видишь. Ох! Надо тебе быть хитрее. Наталья Ивановна всегда говорила: не хитри с работой, но с начальством держи ухо востро. И она права!
Капитан улыбнулся. Сам Царев этим ценным советом, видимо, так ни разу в жизни и не воспользовался.
— Начальство здесь совершенно ни при чем. Слухи распространяет не начальство.
— Почему ты не оставил хотя бы пару бомб для станции?! — не слушая его, вскричал Царев. — Почему?
— Пушки стояли в бетонных бункерах. Нам пришлось сделать четыре захода.
— Поэтому и погибли штурман со стрелком?
Капитан снова кивнул.
— Бомбометание по площади не годилось, — пояснил он. — Надо было уничтожать каждый бункер отдельно. Стрелок был ранен во время первого захода. Потом убит штурман.
Он никому не рассказывал, как это произошло. Во время первого захода стрелку раздробило руки. Потом при втором заходе осколок попал ему в живот. Стрелку было всего девятнадцать лет.
Штурман погиб во время последнего захода. Он успел сказать: «Командир, меня убили». Осколок попал ему в сердце.