Приключения 1974
Шрифт:
— А мне говорят — ремонтируй, — проговорил старшина, задыхаясь и старательно обходя баллоны с кислородом. — Нельзя ремонтировать то, что никакому ремонту не подлежит, Василь Николаич.
Капитан вытащил из кармана трубку и, не зажигая ее, сунул в зубы. Потом внимательно поглядел на Рогожина.
— Что это с вами, старшина?
— Василь Николаич, нельзя вам лететь на такой машине!
— Кто вам сказал, что я лечу?
— Незачем мне говорить, — угрюмо возразил тот. — Я не слепой.
— Гм... — сказал Добруш.
Старшина на мгновение приостановился и посмотрел на Добруша с укором.
— Ну зачем вы так, Василь Николаич? — спросил он. — Мы ж не дети.
Добруш положил руку ему на плечо.
— Не сердитесь, старшина. Я не хотел вас обидеть.
Несколько минут они шагали молча. Потом капитан спросил:
— Пулеметы в порядке?
— В порядке.
— Баки?
— Тоже. Все остальное в порядке. Все, кроме моторов. Так что можете считать, что все не в порядке.
— Ладно, ладно, — проворчал капитан. — Это я уже сообразил. Не нужно так много повторять одно и то же.
Вчера вечером, когда он проверял самолет, дело не казалось таким безнадежным. Правда, тогда и приказа лететь на Кенигсберг не было. «Обреченное задание!»
— Глупости, — пробормотал Добруш.
— Что вы сказали? — встрепенулся старшина.
— Так, ничего...
Машина находилась в самом конце стоянки. Четыре дня назад, когда Добруш посадил ее, это была груда металлолома. Когда самолет коснулся земли, левая консоль отлетела. В крыльях же и фюзеляже было столько дыр, что капитан даже считать их не стал.
Сейчас самолет уже походил на боевую машину. Крылья были отремонтированы, дыры в фюзеляже залатаны, установлены пулеметы стрелка. Тогда они были вырваны снарядом.
Возле машины деловито сновали механики.
— Проверните винты, — сказал капитан старшине.
— Прокопович, с мотора! — крикнул тот механику, сидевшему верхом на левом капоте. — Провернуть винты!
Солдат скользнул вниз. Добруш поднялся в кабину и положил руку на секторы газа. Уже по тому, как вяло взял левый мотор первые обороты, капитан понял, что он сдал окончательно. На всякий случай Добруш прогнал его и на других режимах, но мотор начал чихать и захлебываться. Капитан выключил зажигание. Он еще посидел в кабине, потом спустился на землю.
«На такой машине, пожалуй, можно взлететь, — подумал он. — Но садиться уже не придется. Больше часа она не продержится».
С минуту он глядел на мотор.
— Старшина!
— Я здесь, командир, — шагнул тот из-за шасси.
— Снимите мотор.
— Есть! — обрадованно воскликнул тот.
— Постарайтесь уложиться в четыре часа.
— Будет сделано, командир! Ну и рад же я, командир! — сказал он. Он потрогал щеку. — И фашист присмирел. Эй! — крикнул он механикам. — Снимать мотор! Быстро!
Солдаты
Запасных моторов на складе не было. Но с неделю назад километрах в двадцати от аэродрома немцы подбили самолет из соседнего полка. Летчик сумел посадить машину. Потом приезжали механики и пытались снять с нее моторы, но это им не удалось: на обратном пути они останавливались в полку, и Добруш слышал их разговор. По их словам, один из моторов вполне годный, и они собирались приехать за ним еще раз. Но почему-то так и не приехали.
Капитан видел эту машину во время последнего полета. Она стояла недалеко от какой-то деревушки посреди поля. Оба мотора были на месте.
Вернувшись с аэродрома, капитан сразу же направился к инженеру эскадрильи Лаптеву.
— Семен Константинович, дай мне человек трех-четырех механиков, — попросил он.
— Зачем они тебе? — удивился тот.
— Хочу снять мотор с подбитой машины, той, что возле деревушки.
— А, слышал. Зачем он тебе?
— У меня левый никуда не годится.
— А что?! — воскликнул тот. — Это мысль! Чем добру пропадать... Но на кой черт заниматься этим тебе? Вот что мы сделаем. Сейчас я организую людей и съезжу сам.
Он было поднялся, но Добруш остановил его.
— Да куда тебе, ты же на ногах не держишься. У тебя и в эскадрилье дел по горло. А мне все равно надо посмотреть, что это за мотор.
Инженер смущенно потер слипающиеся веки:
— Замотался... Ладно, действуй!
Все вокруг замерзло. Здесь, на высоте семи тысяч метров, термометр показывает минус тридцать. И близкие звезды, и чернота неба, и машина, и люди в ней — все застыло в неподвижности. Даже гул моторов, кажется, только потому не отстает от них, что примерз к обшивке самолета.
— Штурман, как курс?
— Курс хорош, командир.
— Стрелок, у вас все в порядке?
— Все в порядке, командир.
— Не забывайте о кислороде. Какое у вас давление?
На высоте семи тысяч метров, где атмосферное давление составляет едва ли половину нормального, пилоту нужно постоянно следить за самочувствием экипажа. Малейшая неполадка с подачей кислорода — и наступает обморок, а через несколько минут — смерть. Человек ничего и не почувствует.
— Сто двадцать, командир.
— Как?! Вы успели съесть тридцать атмосфер?! Стрелок, вы что — костры им разжигаете?
Надо же! Кислород им особенно потребуется на обратном пути, потому что возвращаться предстоит на восьми с половиной — девяти тысячах метров. Нужно экономить горючее, а именно на этих высотах у них будет сильный попутный ветер. Но если кислорода не хватит...
— Нет, командир, я им дышу, — с обидой возражает стрелок.
— Так дышите экономнее! Немедленно уменьшите расход кислорода!
В наушниках слышится сопение стрелка и, потом его голос: