Приключения-76
Шрифт:
— Боже! Наверное, какая-нибудь гадость... Я уведу дам, — сказала Ланжу.
— Нет, — возразил Аскар-Нияз. — Это можно и даже необходимо послушать всем. — И он громко прочел:
«Город Ташкент.
Народному комиссару просвещения Узбекской республики.
Уважаемый гражданин комиссар!
Находясь за границей по личным причинам, не имеющим в данном случае значения, я узнал, что в июне 1914 года через Ташкент в Вену на международный аукцион были отправлены картины, написанные талантливым русским художником Алексеем Львовичем Антоновым, учеником Верещагина.
Я с болью наблюдаю, в каком состоянии угнетенности находится в настоящее время большой художник. Если картины будут обнаружены и займут достойное место в экспозиции, это в буквальном смысле спасет талантливого русского живописца.
Понимаю, что имя мое ничего вам не скажет. Более того — вызовет недоверие, потому что я — сын царского генерала, репрессированного ЧК, перебежчик и пр. И все же, зная о бережном и уважительном отношении советских властей к культурным ценностям, я не сомневаюсь, что письмо мое будет принято со вниманием.
О результатах розыска убедительно прошу сообщить самому А. Л. Антонову, адрес которого указываю ниже.
Долматов Андрей Дмитриевич».
Наступило молчание.
— Ну-кась, что вы скажете теперь, господа? — пьяно выкрикнул Владик. — Что скажет дочь великого русского живописца? Впустили-таки в свой дом змею!
Терский торопливо переводил Хюгелю места, которые тот недопонял.
— Это подлинник? — спросил Аскар-Нияз.
— Еще бы! — Владик не скрывал торжества. — На нем значится личная подпись товарища большевичка Долматова, или не знаю уж, как там его назвать!
— Здесь штамп местной почты, — сказал Терский, рассматривая конверт. — Что ж, он совсем дурак: открытой почтой свои шифровки отправляет?
— Именно так! — Владик был в восторге. — Мадемуазель Асенька и ее достопочтенный папочка с его наследием интересуют месье Долматова так же, как меня — здоровье китайского императора. Долматов сознательно валяет дурачка и в своем стиле послал ЧК собранные сведения не таясь.
Мадам Ланжу умоляюще закатила глаза.
— Господа, господа! Миллион извинений, но это не тема для салона.
— Вполне согласен с вами, мадам, — герр Хюгель прикоснулся к ее ручке. — С появлением этого русского наше общество, к сожалению, расстроилось. Возникли: ссоры, появились ненужные и, простите за прямоту, князь, совершенно чуждые нам интересы. Для меня в Долматове важнее всего то, что он хорошо играет в теннис. А посему, — закончил герр Хюгель, — я передам это письмо на почту, где ему и надлежит быть; все мы, надеюсь, останемся довольны.
Терский подхватил Владика под мышки и с помощью герра Хюгеля доволок его до двери. Неимоверным усилием Владик оттолкнул обоих и пообещал
— Я вам докажу. Всем вам — неверные и невежды. Я сам пойду по следам этого оборотня, будь он трижды проклят. Вы все убедитесь, что он такой же генеральский отпрыск, как наша мадам Ланжу — орлеанская девственница...
С порога послышался голос, который всех заставил вскинуться.
— Добрый вечер, господа, — сказал Андрей Долматов. Никем не замечаемый, он уже давно стоял у двери. Правая рука его висела на свежей перевязи.
— Как... Как вам удалось... — пролепетала мадам Ланжу.
— Вас отпустили? — спросил Аскар-Нияз.
— К моему удивлению, очень быстро, — ответил Андрей. — И даже доставили сюда в казенном экипаже.
— Да хранит вас бог, — сказал Хюгель. — Но то, что вас отпустили, может обернуться для вас весьма худо. Мусульмане слепы и свирепы. — Он, словно извиняясь, посмотрел на Аскар-Нияза. — Я имею в виду — фанатичные мусульмане!
Мадам Ланжу часто-часто заморгала.
— Мне так неловко, дорогой Андре! Видит бог, как я сожалею, но уважаемый Мирахмедбай опечатал вашу комнату и запретил пускать вас в дом. Простите меня, но я всего лишь слабая женщина.
— Вы зря волнуетесь, мадам, — сказал Андрей, — Я ухожу. — Он толкнул ногой дверь.
— Я с вами, — сказал Аскар-Нияз и затянул ремень на френче.
— И я, — тихо произнесла Ася.
— Не делайте глупостей, фрейлейн. — Хюгель хотел задержать Асю, но она отстранила его.
Здоровой рукой Андрей пожал ее пальцы.
— Я же завороженный, Асенька, — сказал он так, чтобы слышала только она, решительно повернулся и попал в объятия Мирахмедбая.
— Хвала аллаху! — протрубил Мирахмедбай, вталкивая Андрея обратно в гостиную. — Возвращайтесь, садитесь и не помните зла, ибо сказано, что только шайтан живет без надежды на лучшее.
— Что случилось, почтенный? — спросил Аскар-Нияз.
— То, что должно было случиться, — ответил Мирахмедбай, садясь и отирая лицо и шею. — Мусульманский отрок Касым нашелся.
— Где мальчик? — спросил Хюгель. Он не смог скрыть изумления.
— В мечети Янги-Ай под опекой непорочного имама Азиз-ходжи. — Мирахмедбай воспользовался паузой, отдышался и сказал, доверительно наклонившись к Андрею и положив на его плечо свою руку, украшенную перстнями и кольцами: — Именно в эту святую обитель я и сам поместил бы бедного отрока, ежели бы вы, господин Долматов, так не упорствовали и не препятствовали мне. Вот за то и наказал вас аллах. Но ушедшее — как ночь. Будем жить без злобы. Вот ваши ключи.
Он торжественно протянул ключи Андрею.
— Боже! — воскликнула Ася. — Какое счастье!
— Откуда взялся мальчишка? — спросил Аскар-Нияз.
Мирахмедбай ответил не Аскар-Ниязу, а Хюгелю:
— Непорочный Азиз-ходжа направился к вечернему намазу и увидел во дворе мечети отрока Касыма, словно с небес сошедшего, живого и невредимого. Велик аллах.
Он помолчал и, глянув на Аскар-Нияза, добавил:
— Но убытки, которые я понес из-за гнилых смушек, прощать не собираюсь...