Приключения богатыря Никиты Алексича. Сотоварищи
Шрифт:
– Что ты сказал, любезный? – я словно со стороны увидел, как наклоняюсь к домовому, услышал, что говорю. – Повтори, коль не сложно.
С домовым вдруг произошла странная метаморфоза. Напыщенность, гордыня и строптивость куда-то разом испарились. Существо вдруг бухнулось на колени и стало бить поклоны, каждый раз звонко ударяясь лбом о камни, повторяя при этом бесконечно только одно слово:
– Простите, простите, простите!
Придя в себя, я стряхнул головой, отгоняя наваждение. О Творец, за что ты так со мной? Звук бьющегося лба о камни раздражал, сбивал с мысли,
– Встань, – приказал я.
Домовой замер, медленно, с недоверием поднимая на меня свои желтые в полумраке глаза.
– Как звать-то тебя, живая душа? – спросил я как можно дружелюбнее, дабы мохнатик снова не включил самобичевание.
– Тимошка, – растерянно произнес тот, поднимаясь на лапки. Куда и девался его бас! Того гляди, расплачется, как маленький!
– Давно службу несешь?
– Да уж вторую сотенку лет.
– Эвона как! – Егор с любопытством взирал на существо, позабыв обо всем на свете. – Скучно, небось?
– Некогда нам скучать, – деловито и несколько грубовато ответил домовой. – На службе государевой не забалуешь.
– Какой миленький! – Астрая наклонилась к домовому, протянула руки в надежде погладить.
Тимошка зарычал, оскалил свои зубки, зачем-то пошевелил остренькими ушками, но, глядя на меня, позволил себя погладить.
– Какая у тебя шерстка мягкая! – не унималась Астрая, поглаживая домового.
Наивная! Думала, что делает Тимошке приятно, но я-то видел, как скукоживается от всякого ее прикосновения мохнатик, словно не рука – раскаленное железо касалось его шерсти.
– Перестань, – попросил я, перехватив полный мольбы взгляд домового. – Что ты там говорил про службу государеву?
Тимошка тут же отскочил от Астраи подальше, ответил другим, почти детским голоском:
– Дык почитай четыре с половиной сотенки лет назад родитель мой к охране сокровищницы царской приставлен был, вот! А как призвал его Творец к себе, так мне черед пришел сменить его. Службу-то я хорошо нес, правда? Никого не пускал: ни воров, ни ученых там разных, ни этих дик…диггеров. Вас токмо не опознал, простите уж несмышленыша!
Он был готов снова бухнуться на колени, но я удержал его, задав вопрос, который интересовал меня больше всего:
– Нас – это кого?
Тимошка испуганно посмотрел на меня, как на сумасшедшего, однако в глазах его тут же мелькнуло понимание. Он улыбнулся, быстро-быстро закивал, словно принял правила игры, и сказал угодливо:
– Не могу сказать, служба. Мы ведь все разумеем, все! Куда прикажете вас отвести? Аль просто гуляете?
Я ничего не понимал, кроме одного: домовой спутал меня с кем-то. И теперь отчаянно старается сгладить свою, как ему показалось, вину. Что ж, добиться сейчас от Тимошки ничего не получится, не тот момент, а вот помощь получить – самое то.
– Нам нужна часть вот этого, – я протянул под самый нос мохатику Ключ. – Знаешь, где находится?
Тимошка несмело протянул лапку к украшению, но тут же отдернул ее, словно боялся ожечься, быстро закивал:
– Знамо дело. Оно, конечно, ведаю, ведаю,
Против моих ожиданий, он заторопился назад, пробегая мимо Астраи и Егора. Пришлось перестраиваться на ходу. Я почти бежал за домовым, глядя, как он смешно и быстро семенит своими маленькими лапками.
На пути снова вырос давешний завал. Тимошка подбежал к нему, остановился, поджидая меня и моих спутников, быстро-быстро взбежал по вертикальной стене почти к самому потолку, присел, нажал на один из кирпичей под срезом потолка. Стена начала складываться, образовывая ответвление, ранее не замеченное нами. Вот это номер!
Похоже, что я произнес эти слова вслух, потому как Тимошка свалился с потолка, снова принялся причитать:
– Не велите казнить! Все, как родитель мой наказывал, все в точности делал, дабы сокровища царские сберечь!
– Прекрати! – рыкнул я, понимая, что только так быстро и эффективно избавлю себя и других от истязаний Тимошкиным покаянием.
– Действительно, Тимошечка, не нужно плакать так! – вмешалась ласковым голоском Астрая. – Ник, может, хватит унижать живое существо? Он, конечно, не человек, но это не значит, что на него можно орать каждую минуту! Ты разве расист?
О как! Старался-старался, да еще и получил на орехи! Я попытался как-то оправдаться, но Астрая не слушала. Она снова протянула руки к домовому, погладила его по голове. Я ожидал чего угодно, только не того, что произошло дальше. Тимошка наш, хитро глянув на меня, смекнул, видать, змееныш, кто здесь правит бал, потому зашелся в плаче, аки младенец в мокрых пеленках.
– Вот видишь, что ты натворил? – гневно вспылила на меня Астрая, беря домового на руки и прижимая к своему сердцу. – Не плачь, маленький, я никому не дам тебя в обиду, а этому злому богатырю – тем более. Все успокойся, не плачь.
Я растерялся. С одной стороны, хотелось оказаться на месте Тимошки и со всей ответственностью прижиматься к груди красавицы, получая целое море тепла и ласки. С другой стороны я понимал, что немного переборщил со строгостью, не тот тон взял с самого начала. В конце концов, я просто не знал, как вести себя дальше. Домовые, согласно наших летописей, подчинялись только берегине, волхвам, дьякам Приказа, Ангелам и самому Творцу. Так было всегда. Почему же тогда он так легко пошел, как говорят в Пограничье, на контакт с научницей, по сути, совершенно чужой ему, даже не из нашего мира, женщине? Аль почуял в ней то, чего не смог разглядеть я?
Мелькнула еще одна мысль, мелькнула и исчезла, ибо Тимошка вдруг огорошил:
– А ведь вы не первые, кто за Ключом приходил. Да-да, не первые.
О как!
– Ну-ка, ну-ка, поподробнее, – заинтересовался я, делая шаг вперед.
Домовой, растаяв от нежных женских ласк, начал молоть языком, не переставая:
– Месяца три тому пришел тут один из Приказа, хотел до Ключа добраться, да я не подчинился. И дрались же мы с ним, живота не жалея, три дня и тря ночи. Однако, силен вражина оказался, скрутил меня, в полон взял. Он пытал меня, пытал, да выпытать ничего не смог. Молчал я, верный службе и долгу.