Приключения Буратино (тетралогия)
Шрифт:
– Знакомься. Я зайду за тобой позже, – и ушёл.
Даниэль вошёл и оторопел от представшего перед ним зрелища.
Посреди небольшой комнаты, на фоне треугольного окна, стояло нечто круглое и мягкое, при взгляде на которое в мозгу всплывает слово «оттоманка». А на ней возлежала… Именно возлежала, а не что-нибудь там… на ворохе пёстрых шёлковых подушек восхитительная огненно-рыжая женщина… Нет! «Женщиной» назвать её язык не поворачивался… Дива.
Возраст дивы определить было сложно. Скорее всего она была молода, или это многочисленные милые веснушки, сплошь покрывающие её лицо
– Нас не представили… – начал было он, налюбовавшись, но она остановила его движением руки и указала на пуф, который стоял тут же. Он сел.
– Твоё имя мне известно. Попробуй угадать моё, – голос её звучал как волшебная музыка.
– Не знаю… Персефона 44 ? – предположил он.
– Забавно. Но нет.
Даниэль пожал плечами.
– Может, будут какие-то подсказки?
– Я надеялась, тебе подскажет сердце… – лицо её изобразило грусть. – Даю три подсказки. Первая. Я родом из Центральной Африки, мой народ живёт между реками Конго и Луалаба.
44
Персефона – в древнегреческой мифологии богиня плодородия, жена Аида.
– Боюсь, это звучит странно. Ты совсем не похожа на африканку. Разве что какая-то тотальная пластика. Я тоже выгляжу не так, как меня задумывала природа.
– О да. Пластика действительно тотальная… Вторая подсказка. Моё имя носил пингвин из советского мультфильма 1986 года.
– Шутишь? Это вообще не подсказка. Меня тогда и в помине не было.
– Тогда подсказка третья, последняя. Моё любимое начало за чёрных – французская защита.
– А что будет, если я не угадаю? – и тут до него дошло. – Постой… На что ты намекаешь? Ты Лоло? Но это же невозможно…
– Но это же я, Даниэль! Я!
Она вскочила с кушетки и закружилась, смеясь. Халатик-кимоно разлетелся, обнажая длинные, ровные ноги.
– Не понимаю… – прошептал Даниэль.
– Я – Лоло! Шимпанзе бонобо, сознание которой перенесли сначала в виртуальную реальность, а потом в это тело, – она остановилась, кокетливо изогнулась и указала куда-то на область живота обеими руками, – которое вырастили in vitro. В моём случае человек буквально произошёл от обезьяны. Миллионы лет эволюции в одной отдельно взятой особи.
– Как это так «перенесли»? Сознание – это что, мебель какая-то, можно из одной квартиры в другую перетаскивать?.. – пробормотал он.
В её смехе он уловил знакомые нотки; голос хоть и был другой, но та же диковатая интонация.
– Не совсем точное сравнение. Это скорее не мебель, а… – она на секунду задумалась, – монитор, на который
Даниэль не знал: верить ей или нет. На фоне всех чудес, произошедших с ним в последнее время, обезьяна, сознание которой перенесли в человеческое тело, не казалась такой уж диковиной, но всё же…
Лоло спросила:
– Ты голоден?
Он прислушался к ощущениям.
– Очень. А ещё я бы выпил… Хотя знаю, здесь не наливают.
Лоло подмигнула заговорщицки и порхнула к стене, в которой за разъезжающимися дверками оказались полки. На одной их них стояли бутылки.
– А как же сухой закон? – обрадовался он.
– Не для всех. На мне испытывают, как воздействует алкоголь на искусственно выращенный организм. Мне эти эксперименты даже нравятся. Есть вино, джин и виски.
– Вино, наверное… – потом махнул рукой. – А чёрт с ним! Можно виски?
Себе она плеснула белого вина.
– За очное знакомство! – провозгласил Даниэль и звякнул стаканом о её бокал.
– Очень рада, – улыбнулась Лоло. – Что бы ты хотел на завтрак?
– Устриц и чёрной икры, – хохотнул Даниэль, которому сразу стало чрезвычайно комфортно и весело.
Лоло снова подошла к стене и произнесла чётко:
– Завтрак на две персоны. Устрицы, икра чёрная и яйца пашот.
Ей ответил женский голос:
– Напитки какие будете?
– Я буду кофе, как обычно, и яблочный сок. Тебе?
– Минералку, – он неуверенно ухмыльнулся.
– И минеральную воду.
– Заказ принят, – произнёс голос. – Время ожидания – десять минут.
– Что это было? – спросил Даниэль.
– Служба пневмодоставки. Работает по всему городу. Ты представляешь, какая тут плотность населения? Если бы люди по магазинам ходили, в них бы давка началась… И кроме того, ни у кого дома нет кухонь – экономия жилой площади. Так что приготовлением пищи тут только профессионалы занимаются в специальных комбинатах.
– Понятно. А икра, устрицы…
– Ты слышал что-нибудь об изобилии? Вот оно в действии. Но всему есть предел, конечно, если бы ты зебру африканскую, скажем, заказал, тушённую с трюфелями, то пришлось бы обломаться. А осетров и устриц прямо над нами, в Израиле, на фермах разводят, так что ничего невероятного.
– И что? Любой работяга может фуагру от пуза кушать?
– Почему нет? Это равенство называется. Мы наверх золото-брильянты – они оттуда печень гусиную в промышленных масштабах. Недра тут всем принадлежат, а не только олигархам, как у сапиенсов.
– «Сапиенсов»… «Мы», «они»… А ты к кому себя причисляешь? К неандертальцам, что ли? Тело у тебя явно от сапиенса всё же.
Она стала очень серьёзна.
– Геном шимпанзе хоть и ненамного, но к неандертальскому ближе. И всю свою сознательную жизнь я провела здесь, под землёй. Большую часть её в неосязаемом состоянии, но вот уже почти месяц в теле. Андериерушалаим – моя родина. Так что «мы». И «вы». И я рада, что так вышло: неандертальская идеология мне ближе – бонобо в природе тоже коммуной, можно сказать, живут.