Приключения Буратино. Сборник
Шрифт:
– Мне сказали тебя зовут Орит, моя госпожа? – разлепил он губы.
– Это так, – ответила она ненатуральным грудным голосом. – А как твое имя, гладиатор? Не называть же тебя медведем.
– Почему же? Мне нравится. Но если хочешь, называй меня Антоний.
– Хорошо, Урсус-Антоний, там разберемся…
Выпили. Она пила небольшими глотками, он сгоряча хватил залпом. Вино оказалось терпким и густым, как сироп. Он не удержался и сморщился. Она засмеялась фальшиво.
– Так разбавляют вино в Самарии. Мы любим все крепкое, – подчеркнула она последнее слово, откровенно
Антону Сергеевичу не понравился этот намек – девушке абсолютно не шла пошлость. На вид ей было не больше двадцати пяти, но вела она себя как матерая разведенка не первой свежести, возможно, пыталась таким образом скрыть смущение.
– Сколько тебе лет, сладкий? – продолжила Орит напирать, но слово «сладкий» произнесла совсем неуверенно. Он окончательно убедился в том, что она лишь играет роль порочной матроны, и решил сбить ее дурацкий настрой.
– Шестьдесят семь.
– Как это? – по-детски удивилась она, брови ее взлетели. Но, что-то вспомнив, снова начала заигрывать. – Выглядишь ты лет на сорок моложе.
– Внешность обманчива. Вот тебе, например, на вид лет двадцать с небольшим, а ведешь ты себя как пожилой суккуб, – сказал он рассудительно.
Орит вспыхнула так, что это стало заметно даже в сумраке.
– Да как ты смеешь, раб! – начала было она, поднимаясь с места, но передумала. Села. Потом улыбнулась смущенно и сказала: – Ты прав, Урсус… я не такая…
«Ну да, – усмехнулся он про себя, – только трамваи еще не ходят». Снова разлил вино по кубкам. Они в молчании выпили. Теперь он пил не спеша – так вино показалось даже приятным на вкус.
Первой заговорила девушка, на этот раз естественным голосом, звучащим гораздо выше:
– Шестьдесят семь… А на самом деле?
Он решил продолжить говорить правду; стало интересно, к чему это может привести:
– На самом деле я живу другой жизнью, а все, что происходит здесь, мне кажется.
– Вот как… – удивилась Орит, – и я кажусь?
– Да. И ты самое прекрасное из моих видений, – отвесил он комплимент.
Красавица чуть улыбнулась, дав понять, что комплимент принят.
– Ты либо действительно сумасшедший, как говорит про тебя твой хозяин, либо апологет какой-то странной разновидности солипсизма 9 , что одно и то же по сути… – легко выдохнула она неожиданно сложную конструкцию. Заметив его недоумение, спросила. – Надеюсь, ты не из тех солипсистов, которые не признают существования образованных женщин даже в собственном воображении?
Он помедлил с ответом – преображение школьницы в аспирантку было чересчур резким:
– Возможно, ты получила то, что вы называете здесь образованием, но ты безрассудна. Скажи, как решилась ты принять меня наедине? Сумасшедшего. Раба. Гладиатора – то есть человека, которого под страхом смерти заставляют убивать других людей. Значит, он не дорожит ни своей, ни чужой жизнью… Кто может быть опасней? Дикий зверь?
9
Солипсизм – философское направление,
Она ответила уверенно:
– Я видела, как благородно ты вел себя на арене. Будь ты жесток и необуздан, твой противник блуждал бы сейчас по царству мертвых… А почему ты думаешь, что тебе привиделась эта жизнь, а не та, другая?
Он подумал немного.
– Там я прожил очень долгую жизнь, а здесь всего несколько дней. Я знаю вещи, о которых здесь не знает никто. Этого достаточно?
Орит глотнула вина.
– Ипполит Родосский говорил, что наш разум способен на гораздо большее, чем сам может себе представить. Почему ты не допускаешь, что твой мозг обманывает тебя, а тот мир и те знания, о которых ты говоришь, – лишь мираж?
Он засмеялся.
– О! Тогда у меня мозг гения, – и решил сменить тему. – Вот в толк никак не возьму: зачем я тебе нужен? Я слышал, конечно, про эти ваши свободные нравы. Но ты не похожа на… – Урсус замялся, подбирая слова.
– На кого? На свободную женщину, вольную выбирать себе мужчин? Я надеюсь, ты это хотел сказать?.. Внешность обманчива, – вернула она его недавний ответ и положила ногу на ногу. Бедро оголилось слишком высоко для того, чтобы это могло быть случайностью. Это кокетство выглядело уже гораздо натуральнее. Урсус почувствовал, как краснеет.
– Давай еще выпьем? Мне кажется, ты напряжен, – предложила она.
Они выпили. Он так и не находил слов, чувствуя себя мальчишкой на первом свидании. Тогда она сказала:
– А знаешь, Урсус, я готова поверить, что тебе очень много лет. Другой бы на твоем месте… Я не нравлюсь тебе?
Вопрос был задан с такой искренней обидой, что вместо ответа он поставил недопитый кубок, поднялся и протянул ей руку…
– Антоний, а чем ты занимаешься там у себя… где тебе много-много лет? – спросила она, лежа головой на его груди.
– Уже ничем. Я на пенсии, – сказал он, трогая кончиками пальцев ее плечо.
– А до пенсии? Ты был солдатом? Нет! Подожди, не отвечай. Я догадаюсь…
– Попробуй, – ему стало интересно.
– Никаким солдатом ты не был. Ты даже не убивал никого, – Орит остановилась, ожидая подтверждения.
– К своему стыду – да, – согласился он.
– Я это поняла, потому что ты не смог убить Агмона.
– Скорее не захотел, – поправил он ее, но через секунду передумал. – Хотя ты права, пусть будет «не смог».
– Ты умный и нежный… Хорошо говоришь… Но при этом силен и дерешься как лев… Я бы предположила, что ты греческий бог или по меньшей мере полубог. Но я не верю в греческих богов.
– А во что ты веришь?
– У самаритян своя религия, которой нет больше ни у кого. Поэтому нас отвергли иудеи.
– И, раз ты самаритянка, значит, должна ей следовать?
Он почувствовал, как она напряглась.
– Была бы я глупой, сказала бы: а как может быть по-другому? Но я понимаю, о чем ты… Только сейчас мы говорим не об этом. Я пытаюсь угадать, кто ты там в твоем воображаемом мире, если ты не забыл.