Приключения Буратино
Шрифт:
Я никогда от денег не отказывался. Лишь только кто-то показывал мне деньги, я никогда не упускал возможности выхватить их и переложить в свой карман для лучшей сохранности. Так случилось и на этот раз. Карло даже подумать не успел, как пятьсот баксов оказались у меня. Нет, я не был жаден до денег. Деньги были всего лишь тем средством, которое удовлетворяло мои тринадцатилетние запросы.
— Да Пинокио, ты своего не упустишь, — сказал Карло глубоко вздыхая. — Далеко пойдешь, пока карабинеры тебя не остановят.
Я тогда не понимал, почему отец всегда называл меня деревянным.
Умом меня вроде Бог не обидел, да и друзья
— Здрасте, — прошипела она, очутившись на заднем сиденье. — Кажется я удачно приземлилась?
— Эй, сеньора, вы часом адресочком не ошиблись? Это моя машина, а не благотворительный фонд святого Себастьяна.
— Вот именно ты и нужен мне сорванец, — сказала ведьма. Мне тогда хотелось выйти из кабриолета и вытащить сеньору из своей машины, но ее таинственный голос остановил меня на половине пути.
— Я знаю, кто ты такой, — прошипела мне старуха прямо на ухо, будто змея. — Твоего папашу звать дон Карло Дженовезе «шарманщик»?
— Это истинная, правда. Кто бы стал с этим спорить, — ответил я, окончательно убедившись, что ее падение было не случайным, а запланированным.
— А ты знаешь, где твоя мать и вообще, кто ты Пиноккио Дженовезе есть на этом свете? — сказала старуха, с каждой минутой интригуя меня все больше и больше.
— Меня звать Пиноккио и я сын папы Карло, — сказал я, гордясь своей фамилией.
— Эх, мой юный друг, только я знаю тайну твоего рождения, потому что вот этими руками я приняла тебя в тот момент, когда твоя мать Мария Полено родила тебя в доме дона Карло. Родила и тут же умерла, так и не дав тебе вкусить материнского молока. С тех самых пор тело ее покоится на дне средиземного моря, а не отпетая душа бродит по сету в поисках пристанища.
— Так что выходит я не родной сын дону Карло? — спросил я загадочную старуху. В ту секунду, когда я узнал тайну своего рождения меня, обуяло бешенство. Все эти годы, которые я прожил в доме папы Карло, в одно мгновение пролетели перед моими глазами и я понял, почему папа Карло, был ко мне так холоден.
— Тебя крестник, ждут в этой жизни необычайные приключения, — сказала старуха. — Ты будешь беден и богат! Ты будешь несчастен и счастлив. Ты познаешь любовь и предательство!
— Ты старуха, мне тень на плетень не наводи. Я никогда не поверю в твои сказки, и у меня нет лишних сольдо, чтобы дать тебе на чай и пасту.
— Эх, Пиноккио, не денег ради я раскрыла тебе эту тайну. Восемнадцать лет назад я поклялась дону Карло Дженовезе, что буду вечно хранить ее. Но я чувствую, что пришел мой час, когда я покину бренный мир и унесу эту тайну с собой в могилу. Ты должен знать, что мать твоя Мария Полено.
— Ах, вот почему меня папа Карло зовет деревянным? Это потому, что моя настоящая фамилия Полено?
— Выходит так, — вздохнув, сказала старуха и, открыв двери моего кабриолета, вышла из него. Подняв
— Здравствуй мама! Хоть ты и была портовая проститутка, но как мать Мария, заслуживаешь моего внимания и уважения к тебе. Ведь благодаря ей, я при таких странных обстоятельствах оказался на свете и теперь в полной мере наслаждаюсь всеми прелестями этой жизни. Солнце, ветер, пенная волна, набегающая на каменистый берег — теперь это все это было мое. Я мог ездить на «Корвете» дышать, пить вино и любить красивых женщин, которых у нас в Палермо было как сардин в море. Все эти годы я думал, что папа Карло мой настоящий отец, а мать, как говорил он, нас, бросила, и скрылась в неизвестном направлении. Многие годы я смотрел на портрет красивой женщины, который висел в доме Карло и всегда считал, что это она. Я все эти годы верил в это, а теперь эта вера в одно мгновение рухнула, похоронив ее раз и навсегда, как некогда папа Карло похоронил Марию Полено на дне Средиземного моря. Бросив окурок, я как это принято попрощался с матерью и с камнем на сердце побрел к стоянке, где стоял мой красный «Корвет».
— Где тебя черт носил, — спросил меня папа Карло, когда я вошел в дом.
Он сидел напротив камина, спиной ко мне. Там внутри его черного страшного жерла потрескивали дрова, а исходившее от них тепло наполняло дом. Карло по привычке курил сигару. Ее дым, в свете пробивающихся из-за штор лучей солнца, словно облака в миниатюре, расползались над полом.
— Присядь.
Я послушно присел рядом на стул и замер в ожидании расспросов.
— Твоя мать, не одобрила бы твои увлечения женщинами легкого поведения, — сказал он, и затянулся сигарой.
— Какая мать?
— Я тебя Пиноккио не понимаю….
— Папа, я спросил тебя какая мать? Та, что на портрете в твоем кабинете или та, что покоится на дне моря?
— Что ты мелешь — деревянный!
— Вот именно — деревянный. Мамашу же мою звали Мария Полено? Девица вольного поведения — портовая проститутка?
Тут видно до Карло дошло, что я знаю о тайне своего рождения. Он как-то странно крякнул, встал с кресла, бросила в камин окурок сигары. Выдержав паузу, он сказал:
— Почти двадцать лет я хранил эту тайну. Гробовщик Джузеппе пять лет как покинул этот мир — о пресвятая дева Мария. Пусть земля ему будет пухом! Еще знала одна акушерка по имени…
Карло задумался и, приставив ко лбу палец, закатил в потолок глаза, таким образом, стараясь вспомнить имя старухи.
— Это была сеньора Сюзанна. Только эта чертовка могла раскрыть тебе тайну твоего появления на свет.
— Да папа, это была сеньора Сюзанна. Теперь после того как мне стало известно я не пойму, как мне с этим жить. На портрете одна женщина, которую я считал своей матерью, в море другая. Кто из них настоящая и где правда, — спросил я стараясь донести до папы Карло свои терзания.