Приключения Чикарели
Шрифт:
— Ваш, говорите? — задержал ее директор. — Вот и прекрасно, пройдемте в мой кабинет.
Я совершенно не понимал, для чего директор задавал мне свои дурацкие вопросы: с какой целью я проник в вольер, обдумал план заранее или эта затея пришла мне в голову случайно, не подговорил ли меня на это кто-нибудь, не ставил ли я себе целью похитить слона, за которого государство заплатило валютой, и всякое такое. Выяснив все интересующие его вопросы, директор ударил кулаком по столу так, что настольный календарь подпрыгнул, и изрек:
— Не зверей надо сажать в клетки, а таких,
Он хотел сказать что-то еще, но дверь кабинета приоткрылась, и в ней появилась усатая голова сторожа.
— Простите, Арсен Бабкенович, — произнесла голова, — в клетку к шимпанзе…
— Что?! — напрягся директор всем телом.
— … влезла девочка.
Директор, как ужаленный, подскочил, завертелся на месте и пулей вылетел из кабинета.
Мы остались одни.
— Замечательное воскресенье, ничего не скажешь, — мрачно произнес папа и вышел.
Мы последовали за ним.
Дома, конечно, первым делом мне учинили разнос. Слово взял папа:
— Я тебе тысячу раз говорил: нельзя, нельзя, чи карели, а ты снова за свое. Когда это прекратится? В конце концов ты накличешь на себя беду.
Мама винила в случившемся Анаит и Саака, бросивших меня на произвол судьбы. Анаит опустила глаза, даже не пытаясь оправдаться.
— Ма, честное слово, я не нарочно, все получилось само собой, — сказал я.
Ночью мне приснился изнывающий от тоски слон, разорвавший свою цепь, вырвавший с корнем стальную решетку и убежавший на зеленый луг. Я устроился у него на спине, а он радостно бегал по траве, то и дело оглядываясь и спрашивая меня:
— Ну как, нравится тебе моя родина?
— Ужасно красивая, — отвечал я, и слон несся еще быстрее через саванны, джунгли и широкие реки…
О ЧЕМ БЕСЕДУЮТ МАМА И СЕСТРА
Когда я проснулся, солнце уже разукрасило стены моей комнаты оранжевыми цветами. Мне ужасно не хотелось вставать. Я думал о живущем в зоопарке слоне, и сердце мое наполнялось жалостью: как он живет в своем тесном вольере? Ведь слон — очень чувствительное животное, он умеет любить, тосковать и грустить. Я крепко зажмурил глаза, чтобы ко мне вернулся чудесный сон, чтобы снова встретить слона и покататься на нем по зеленым саваннам. Чем крепче я зажмуривал глаза, тем отдаленнее становился сон и тем явственнее доносились из кухни голоса мамы и сестры:
— Надо обратиться к врачу, — предлагала Анаит.
— Не стоит, нам просто кажется.
— Нет, не кажется, он уменьшается с каждым днем, — вздохнула Анаит. — Саак говорит…
— Передай своему Сааку, что любой мальчишка, не озорующий в этом возрасте, просто балбес, — вступилась за меня мама. — Муш хочет все знать, и в этом нет ничего дурного.
— А Саак говорит, что Муш способен войти в клетку даже ко льву, а лев не слон, он не станет ни с кем цацкаться.
— Можешь
Солнце защекотало мне ноздри, и я чихнул так, что подпрыгнул на постели.
— Муш, ты проснулся? — позвала мама.
— Ма! — откликнулся я.
— Солнце давно встало, Муш, пора и тебе подниматься. Ты не забыл, что сегодня у тебя кукольный театр?
ВСТРЕЧА СО СТАРОЙ ВЕДЬМОЙ
Говорят, когда-то наш район был обсажен абрикосовыми деревьями, и весной пчелиные рои облепляли белоснежные цветки абрикоса, радостно жужжа и наполняя радостью сердца людей. Теперь здесь осталось всего несколько абрикосовых деревьев в саду деда Аракела. Дом, где он живет, вызывает восхищение у всех, потому что таких домов не осталось в нашем городе, где всюду строятся одинаковые, скучные высотные дома. Как-то мы с мамой специально разглядывали орнамент дома деда Аракела, и мама сказала:
— Это говорящие камни, они рассказывают о людях, построивших дом. Раньше на нашей улице было много таких домов, на фасадах которых были высечены дата постройки, имена строителя и владельца.
Все старые дома в нашем районе давным-давно разрушены, а деревья вырублены. Дом деда Аракела чудом выжил среди новостроек, и его знают все в округе. Сам дед Аракел бывал во многих странах мира, видел страдание и горе, но никогда не падал духом. Он рассказывает такие интересные истории, что люди слушают его, разинув рты. Еще бы, ведь он принимал участие в Сардарапатской битве.
— … Там каждый воин-армянин был героем, каждый погибший — святым, — рассказывает дед Аракел. — Я видел полководцев Пирумяна и Гарегина Овсепяна, которые под градом пуль вели в атаку своих бойцов. Ах, дети мои, всего и не вспомнишь, — вздыхает он, — но вы сами должны знать имена тех, кто сложил голову за родину. Если вырубить корни, дерево погибнет. Корни человека — его история.
У деда Аракела большая родня. В субботние и воскресные дни у него собираются дети, внуки и правнуки, из его дома доносятся смех и пение.
В середине лета, когда абрикос уже отливает золотом, дед Аракел приглашает детей и взрослых нашей округи отведать его плодов. Это один из самых красивых дней года не только потому, что мы едим не рыночные абрикосы, а срываем их прямо с деревьев, но еще и потому, что собираемся все вместе — шумим, поем, взрослые вспоминают, беседуют. В этот день мы ощущаем себя единой семьей, единым домом, где каждый чувствует острую нехватку доброты и радости.
Вот и сегодня дед Аракел пригласил к себе соседей и знакомых. Они придут ближе к вечеру, когда я уже вернусь из кукольного театра. А пока мама с Анаит готовят меня к театру, наставляя и поучая: