Приключения Джона Дэвиса
Шрифт:
Едва появился султан, ступени заполнились: одни мужчинами, другие женщинами. Поскольку у нас в целом распространено неверное представление о Востоке, я не без удивления смотрел на женщин из лучших домов города, принимавших участие в публичном празднестве. Правда, они были в чадрах и сидели отдельно от мужчин, но в целом были более свободны, чем женщины античности: тем запрещалось присутствовать на гимнастических играх и на стадионах. Положение турецкой женщины отнюдь не столь тягостно, как это принято думать: за исключением жен султана, которых строго охраняют, заботясь о чистоте императорской крови, остальные свободно общаются между собой,
В отличие от английского или французского общества, где женщины в изысканных туалетах служат главным украшением, здесь пальма первенства принадлежит мужчинам. Закутанные в длинные покрывала, оставлявшие свободными только глаза, четыре ряда зрительниц казались шеренгами теней, тогда как мужчины, облаченные в военные костюмы, сверкающие золотом и драгоценными камнями, являли собой самое блестящее зрелище, какое только можно вообразить. Что до султана, то он восседал один под действительно царским балдахином, окруженный четырьмя сотнями юношей в белых одеждах: они стояли по четырем сторонам трона. И вся эта картина была заключена в раму из голубого неба и пышных темно-зеленых деревьев, что еще больше подчеркивало богатство и разнообразие ее палитры.
Как только султан сел, прозвучал сигнал, стража у трона расступилась, и появились четыре эскадрона, состоящие из юношей — отпрысков лучших семей империи. Они не были одеты в какое-то особое платье, если не считать короткой куртки, цвет и украшения которой каждый выбрал по собственному вкусу. Под ними были прекрасные арабские жеребцы из Йемена и Донголы — кобыла считается недостойной благородного турка, — которые столь стремительно ворвались на арену, что, казалось, всадники неминуемо разобьются при столкновении друг с другом, но внезапным приемом, известным лишь турецким наездникам, каждый остановил коня прямо на середине арены.
В то же мгновение ряды смешались с такой быстротой, что невозможно было что-либо различить в этом кипящем вихре: мелькали малиновые седла, золотые стремена, золоченые ножны ятаганов, серебряная сбруя, рубиновые эгреты. Праздник должен был начаться простыми упражнениями в верховой езде. В действительности же конники сплетались и расплетались так ритмично и с таким искусством, что, должно быть, выступлению предшествовали, как у кордебалета в театре, частые репетиции. Каждое новое продвижение влекло за собой еще более впечатляющую игру форм и красок: группы составляли цифры, превращались в цветы, образовывали узорчатый ковер.
Затем на арену вышли нубийцы с охапками белых притупленных дротиков — джерид, сделанных из тяжелого и эластичного пальмового дерева. Конники быстро разобрали их. Новые служители вынесли палки с железным крючком на одном конце, служившие для того, чтобы всадникам можно было, оставаясь верхом, подбирать упавшие дротики. Они тоже были разобраны, и служители ушли. Бег стал стремительнее, движения — точнее. Всадники скакали вокруг арены, потрясая джеридами над головой. Вдруг один из них обернулся и метнул свое безопасное оружие в скакавшего за ним конника.
Это стало сигналом сменить общее движение борьбой один на один, где каждый стремился проявить свое мастерство, поразив противника и уклонившись от его удара. Упавшие дротики с невероятной ловкостью подхватывались железным наконечником палок,
Наконец, после двух часов этой сказочной баталии, где не пострадал ни один человек, хотя на всадниках не было ни доспехов, ни шлемов с забралами, оглушительная музыка, сопровождавшая выход состязателей на арену, возвестила их уход. Тотчас же джериды прекратили свой полет и заняли предназначенное им место в ленчике седла, а всадники вновь рассыпались разнообразными арабесками, затем внезапно разделились на четыре группы и, повернувшись спиной друг к другу, исчезли в четырех углах с фантастической быстротой, столь восхитившей нас в начале представления. Арена, еще секунду назад полная людей, лошадей, криков и шума, осталась пустой и безмолвной.
Но тут же ее наводнила толпа фигляров, бродячих лицедеев, жонглеров и поводырей медведей. Все эти достойные предприниматели ввалились вместе и принялись танцевать, разыгрывать фарсы, показывать фокусы, демонстрировать животных, так что каждый смог выбрать зрелище по своему вкусу, либо рассеянным взглядом наблюдать сразу весь гротескный и разношерстный спектакль, собравшийся у него перед глазами. Что же до меня, то, к стыду своему, должен признаться, я уподобился лорду Сассексу из «Кенилворта», который предпочел Шекспиру медведя, и принялся в упоении созерцать грациозного зверя. Справедливо заметить, что его хозяин, преисполненный надменности турок, столь же неулыбчивый, как и его подопечный, привлек не меньшее мое внимание: так и бросалось в глаза, что весь он, от шелковой кисточки своей фески до кончиков бабушей, осознавал значимость своей миссии.
Едва его высочество выражал удовлетворение, турок проникался убеждением, что оно относится к нему с его медведем. Он останавливался, с достоинством кланялся, заставлял кланяться медведя и продолжал представление. К моему великому сожалению, султан, поднявшись, чтобы проследовать во дворец на обед, прервал праздник. И тотчас все последовали его примеру; через мгновение все исчезло — лицедеи, фигляры, жонглеры, поводыри с медведями, народ и придворные.
Я же все время был занят мыслями о предстоящем свидании и не знал, удастся ли мне ускользнуть из дворца. Вот почему мною было принято решение отказаться от чести отобедать с его высочеством, и, бросив поводья слуге, я направился по дороге к берегу. Никто меня не заметил. Я нанял лодку до предместья Галаты, где, произнеся несколько запомнившихся мне франкских слов и показав адрес, данный мне Якобом, быстро нашел его лавку.
Достойный негоциант не ожидал меня так рано, ибо свидание было назначено на семь часов, а сейчас пробило лишь пять; я объяснил ему причину своего преждевременного появления и попросил накормить меня чем-нибудь взамен обеда во дворце. Якоб оказался незаменимым человеком; он владел всеми профессиями: от посыльного до посла. В одно мгновение я получил лучшее, что можно было найти в Константинополе, а именно: отварного цыпленка, рис с шафраном, пирожные и восхитительный табак в наргиле, благоухающем розовой водой.