Приключения иммигранта - Алистер
Шрифт:
Конечно, Алистер быстро устал, но за пару секунд до того, как у него сбилось дыхание, Гиата потянула свирель вперед и вниз, перехватила ее и пересела на ступеньку рядом с ним - все одним движением. Вот что значит - танцовщица...
– Вот видишь! Теперь ты умеешь играть!
– Разве это так называется?
Девочка рассмеялась.
– А я не сказала - "хорошо умеешь"! Я вечером играю... для людей. Это как сказать? Хочешь пойти со мной?
– Концерт. А можно?
– А почему нельзя? Но только, все-таки, наверное, не концерт... Хочешь?
– Хочу.
Гиата вскочила, звякнув сандалиями.
– Пойдем. Нам надо поесть и... на-краа-си-ться... так?
– Так, - согласился Алистер, хотя не мог понять, каким образом ее могла улучшить косметика. Впрочем, он и дома этого про большинство женщин не мог понять.
Гиата провела
– Не устал?
– спросила Гиата, убирая пустую корзинку и чашки обратно за стойку.
– Нет.
– Ну пойдем тогда, посмотришь, как я крашусь, и будет пора.
Такого предложения он ни разу в жизни не получал. Куда он влип, и кем она его, интересно, считает? Ну, кроме экзотического гостя...
– А заплатить не надо?
– спросил Алистер, вставая.
– Не-а. Ты здесь гость.
За стойкой оказалась подсобная комната с парой столов, связками остро пахнущих трав по углам, корзинками чего-то наверняка интересного у стен и зеркалом в углу. Гиата подбежала к зеркалу, достала с полки коробку с косметикой, больше всего похожую на набор "раскрась сам", который был у него в детстве, опустила палец в одну из баночек, повернулась к зеркалу и нарисовала на щеке золотую спираль. К этому украшению прибавились серебряная звездочка на другой щеке, парочка волнистых полос на шее, пятнышки по левой руке, пунктирные полосочки по правой... До сих пор ему казалось, что процесс накладывания косметики проходит как-то по-другому. К тому моменту, как девочка покончила с правой рукой, Алистер обрел было дар речи, но тут Гиата подобрала свой рассыпавшийся от пристального взгляда подол и начала рисовать узоры на ногах, и он немедленно утерял его обратно. То ли он - извращенный маньяк, то ли Империя - еще более странное место, чем казалось поначалу. Потому что если здесь совсем не придают значения наличию одежды, то почему они в этом климате одеты вообще, а если нет, то как можно истолковать то, что Гиата походя демонстрирует все самое сокровенное кому попало. И как он, кстати, должен на это реагировать?
Гиата закончила расписывать ноги звездочками и зигзагами, закрыла коробку и повернулась к зрителю.
– Хорошо?
– Очень хорошо, - похвалил Алистер. На самом деле, у него не было определенного мнения по поводу того, шла ли девочке боевая раскраска по всему телу, но ярко, несомненно, было, и с одеждой сочеталось.
– Долго сохнет?
– Уже высохло. Потом соленой водой отмоется. Пойдем.
В главном зале было по-прежнему пусто. Гиата запрыгнула на сцену, предложила ему "садиться, где нравится", и поднесла свирель к губам.
– А где твои зрители?
– спросил Алистер, усаживаясь поближе к помосту.
– Скоро будут. Я пока для тебя поиграю.
Впрочем, вскоре, едва зажглись еле заметные звездочки-огоньки, считающиеся, видимо, здесь ночным освещением, зал начал заполняться народом - началось с обслуживающего персонала, а потом подошла и публика. Пришли с десяток ребят в форме, столько же девочек в разноцветных платьях и брюках. Брюки были вполне нормальные, а вот платья - такие же откровенные, как на Гиате. Действительно здесь, похоже, так принято, а он уже навоображал себе неизвестно что... Музыку ребята слушали внимательно, разговаривали, если разговаривали, вполголоса, наворачивая все подряд из корзинок и тарелок. Слушатели все прибывали, потом пришла еще одна девочка с музыкальным инструментом, на этот раз струнным, и они с Гиатой начали на сцене. Еще чуть позже обе девочки спрыгнули вниз, к столику Алистера и играли уже оттуда, а несколько гостей заведения вылезли на их место танцевать. На пристрастный взгляд Алистера, получалось у них хуже, чем у Гиаты, но они были довольны, а глаза музыкантш лучились весельем,
– Как тебе?
– спросила девочка, имя которой Алистер не запомнил. Хотя как он умудрился пропустить сказанное вслух - после всех своих тренировок памяти - загадка.
– Очень здорово. Вы просто молодцы.
– Ну Гиа-ата!
– по совершенно неясной причине проныла девочка.
– Нет, - твердо возразила флейтистка.
– И тебе десять раз объясняли, почему. Может, потом. Я спрошу. Алистер, если ты доел, пойдем, поможешь мне смыть краску?
Смывать "макияж" они отправились на пляж, где, несмотря на позднее время, вовсю гулял народ. Но Гиата, кажется, специально искала укромное местечко (хотя зачем, учитывая, что ее платье и так ничего не скрывает?) и, после недолгих скитаний, нашла его за выросшими прямо в воде кустами. Там она, недолго думая, скинула одежду, вошла в море по колено, тем самым сведя на нет все обеспечивавшееся зеленью прикрытие, обернулась к нему и спросила: "Так ты мне поможешь?"
Не то чтобы Алистер никогда не видел обнаженных женщин или даже никогда с ними вместе не купался. Но тут сюрреализм ситуации был так силен, что ему потребовалось второе приглашение, чтобы выйти из столбняка и шагнуть за Гиатой в воду.
Краска отмывалась легко, а темная кожа была мягкой и гладкой на ощупь, с едва ощутимыми, но совсем не видными утолщениями шрамов на правом локте и левом бедре. Алистер каждую минуту готов был получить по рукам, но Гиата, похоже, именно такое поведение и имела в виду, когда просила его помощи, хотя на кой ей нужна его помощь и что тут вообще происходит... Когда он задал себе вопрос в такой форме, до него, наконец, дошло очевидное, но обнять девушку, когда краска закончилась, он все-таки не рискнул. "Очевидное" могло, в контексте другой культуры, оказаться чем угодно, а если вспомнить уроки Тэфи и Ленни, то тут принято о таком спрашивать. Гиата стряхнула с себя воду и вышла на берег.
– Хочешь разделить со мной ночь?
– спросила она, поднимая с песка платье.
– Я тебя не обижу.
"Не хочу" - было бы наглой ложью, достойной молнии с небес. Но ничего из того, что должно быть известно нормальному человеку о контрацептивах и прочих сопутствующих вещах, он здесь не знал. Гиата правильно поняла его едва заметное колебание, поскольку широко улыбнулась и продолжила:
– А я знаю, о чем ты думаешь! Но я не планирую сейчас детей, а тех болезненных ужасов, о которых рассказывают иммигранты, у нас нет. Ну так что?
– А не боишься, что у меня могут быть?
– А мой организм их сожжет. Ну А-алистер!
Возражений не осталось. Впрочем, их, наверное, в любом случае не было бы. Они даже не ушли с пляжа, а под утро Алистер заснул на прохладном песке крепко, как на перине, был разбужен страстным поцелуем вскоре после рассвета, умыт немилосердно щипавшей глаза морской водой, доведен за ручку до дворца и сдан ухмылявшемуся Ленни с рук на руки.
За такое выражение лица хотелось засветить в физиономию, тем более что о Ленни у него с прошлого визита остались смешанные воспоминания, но Алистер сдержался и даже поздоровался.
– Тебе тоже доброе утро, - сказал имперец на своем беглом, чистом Стандарте. Шпиону, конечно, положено, но контраст с Гиатиным щебетом был разительный.
– Валишься с ног или сначала завтрак?
– Завтрак, - выбрал Алистер. Признаваться, что засыпает на ходу, не хотелось.
– Ну пошли.
– Ленни провел его очередной запутанной вереницей поворотов в то, что здесь, видимо, сходило за столовую: средних размеров комнату с длинными столами и квадратными деревянными табуретами. Стойка с табуретами повыше проходила по одной из стен, за ней была хорошо видна кухня с агрегатами из блестящего материала, странно смотревшегося рядом с каменными стенами и деревянной обшарпанной мебелью. На кухне возилась с чем-то невидимым глазу девочка в сером... сарафанчике? платье без рукавов? Алистер и в Федерации-то детали женского туалета в половине случаев не мог правильно обозвать... Ленни подхватил со стойки пару тарелок и плюхнул их на стол, чудом не раскидав содержимое. На другом конце стола уткнувшийся в книгу мальчик неодобрительно глянул в их сторону, но ничего не сказал.