Приключения иммигранта - Алистер
Шрифт:
На экране он говорил свое вступление не в полной народа комнате, а на закатном берегу. Волны, такие настоящие, что их, казалось, можно было потрогать рукой, лизали песок, солнце размазывало по дымке оранжевые плети. Потом "камера" ушла вбок, и на горизонт выплыли темные силуэты парусников. Дальнейшее было так же невероятно, но предсказуемо.
Корабли резали воду не в лоханке-бассейне, а среди бушующих волн. Дети дрались не на пластиковом полу, а по колено в воде, на пляжах, на камнях. Захватчики из Хитоэрн прыгали в шлюпки не с подоконника, а с палубы. Тэйн,
– Как он это делает?
– Он смотрит, а машина запоминает, что он представляет, а не что видит.
– И вы, так умея, не снимаете свое кино?
– Почему-то нет... Но у Данни нет времени на кино.
– Почему?
– Он десантник, он занят.
Почему парень с таким талантом подался в десант - это, конечно, тот еще вопрос... Или они просто не поняли пока, какие возможности дает им такая техника? Если они могут снять... Ничего непонятно. Если они могут так придумать любой сюжет, зачем было мучить Киери? Не могли "не глядя" снять? Или есть предел тому, что можно реалистично вообразить? Надо будет спросить Данни или Ленни...
Кино закончилось. Дети, поровну разделив объятия между Алистером и Данни, взяли с обоих обещание "сделать еще кино очень-очень скоро" и отпустили гостей по домам, а точнее, все вместе вышли на улицу. Дети разбежались с криками и визгом, играя по пути в какие-то свои игры.
– Спасибо, Алистер, - сказала учительница с длинной косой, которая привела его в школу в первый раз.
– Попробуем выучить с ними старые баллады так. У вас ведь снимают кино в стихах?
– Может быть. А Данни согласится снимать баллады?
– Установим очередность, - улыбнулся десантник.
– У вас что, каждый так может?
– Каждый - нет, но кто-то может. Поищем.
– Развей мои сомнения, ты специально учился?
Данни утвердительно кивнул.
– Где?
– В разведшколе.
– Где?
– Там учат хорошо представлять и запоминать, - встряла Гиата.
– Правда, Данни?
– Конечно, правда, - имперец обнял Гиату, кивнул на прощанье всем остальным и побежал легкой рысцой в сторону берега.
– Он за что-то обиделся?
– спросил Алистер, не понявший причину такого внезапного и скорого ухода.
– Нет, он не любит разговаривать вслух, - просветила Гиата.
– А телепатически при тебе нельзя, ты не слышишь.
– Почему не любит?
– Не знаю. Иногда бывают такие люди.
– И поэтому он перешел в десант?
– Не знаю. Пойдем домой? Получилось хорошее кино, правда? Пойдем.
– Ты сегодня не танцуешь?
– спросил Алистер, когда они, распрощавшись с учителями, свернули в свой переулок.
И так было понятно, что нет, раз она с таким энтузиазмом тянет его домой.
– Нет, Таиша будет петь.
– Дома лучше, - Алистер притянул девушку к себе и поцеловал в подставленный нос.
– Я рад, что ты никуда не уходишь.
В спальне в глаза бросилось новое украшение: аморфный зелено-сине-сиреневый комок, рассевшийся на подоконнике самодовольной каракатицей.
– Откуда это?
– поразился Алистер.
– Риэл подарил. Красивый?
– Ничего.
Особой красоты в каракатице не было, но подарок есть подарок... Гиата потянула через голову платье, и Алистер немедленно забыл и про цветастый ужас, выпускавший в их сторону тоненькие щупальца, и про детей в неожиданно удавшемся кино, и даже про сегодняшнюю трагедию, которая, как казалось еще несколько часов назад, не сотрется из памяти никогда.
С утра, он еще глаз не успел открыть, как в голову cнова полезли вопросы. Если имперцы так хорошо умеют фантазировать "съемки", то почему не пользуются? С какой стати Данни, с его феноменальным воображением, поперся в армию? И, кстати, как его захомутали играть с детьми? Будущих шпионов в этой школе, вроде, нет, или, по крайней мере, ему о них не сообщили... Алистер приподнялся на локте, и обнаружил, что Таиши в комнате пока нет, за окном разгорается рассвет, а Гиата смотрит на него с интересом из своего подушкового гнезда.
– Светлое утро.
– Светлое. Ты хочешь спросить?
– Ты, может, и не знаешь...
– но Гиата скорчила милую гримасу, и Алистер не стал упираться: - Почему вы все-таки не снимаете кино?
– Мы иногда снимаем, - улыбнулась девушка.
– А еще?
– Зачем Данни понесло в армию, если он может одним воображением создавать такие картины?
– Его там и научили, - объяснила музыкантша.
– А пошел он потому, что хотел. Многие мальчики хотят. Иверт и Элис тоже могут воображать. И Алли мог, раньше.
– А больше вы нигде не учите?
– В армии больше всего техники, и они ее лучше всех знают. Может, потом будем, когда все привыкнем.
– То есть просто пока не успели?
– Угу.
– А мог Данни не идти в армию?
– Не-ет, - протянула Гиата, садясь на постели.
– Почему?
– У него хорошо получается.
– И всем, у кого получается, обязательно в строй?
– Угу.
– А мне заливали, у вас все добровольно...
– За-ли-ваалли - это как?
– Врали, - перевел Алистер.
– Не-ет, - девушка ожесточенно замотала головой, разметав полурастрепанные косички.
– Конечно, не врали.
– Тогда как?
– Люди сами идут туда, где у них получается. Если у меня оружие валится из рук, а ехать непонятно куда далеко и без флейты я не хочу, зачем я пойду в армию? Данни любит бегать, и стрелять, и летать, и учить новые языки, и всегда быть на пределе всего - куда ему еще деваться? А моя сестра любит растить детей и кроликов. А играть ни на чем не умеет, и глупости не любит. Все разные. И все будут делать что-то свое.