Приключения капитана Шпарина

Карпов Александр Евгеньевич

– Ты тогда в подземелье так не спросил, как я сюда попал.

Лесная тропинка вывела их к картофельному полю, друзья перешли его и остановились у кирпичного дома с коричневой крышей.

– Валера, какой сегодня день?
– спросил Шпарин у мужчины вытирающего лобовое стекло серого "Форда".

– Воскресенье с утра, - буркнул Валера, бросая тряпку в ведро.

– А число?

– И число то же - двадцать пятое. Не смешно, Миша. В город поедешь?

– Не сегодня, - ответил Шпарин, открывая калитку.
– Хеппи его в энд, Дружище. Наконец мы дома. Заходи.

Экстрасенс обнял Шпарина и вдруг заплакал.

– Ну-ну, Николаич, ты это, не раскисай...
– растрогано сказал Шпарин, поглаживая друга по лысому черепу.
– Жизнь не кончилась, жизнь продолжается и волосёнки опять отрастут.

Они

приняли душ и после борща, которым накормила Евдокия Семеновна почему-то совсем не удивившись скорому возвращению, новому приятелю, другой одежде и Шпаринским ранам на лице, разомлевшие друзья вернулись к Шпарину и улеглись спать. Сергей Николаевич, как гость, почетно разместился на деревянной скрипучей кровати, Шпарин улегся на потёртый диван, долго вертелся, вздыхал и мучался сомнениями. Крыша дома казалось немного светлее, Евдокия Семеновна моложе, а у Валеры "Форд" вроде был белого цвета и без тонировки. Мысли Шпарина потихоньку перебрались к феномену "дубликатов" на территориях дежавю. Двойников в том или ином исполнении по самым скромным прикидкам выходило не менее девяти. "Но могут быть и неучтённые, моим пытливым умом, двойники (кто нас вездесущих считал?)". В этом месте ему вспомнилась давно придуманная другими пытливыми умами (а может и коллективным сознанием "дубликатов"!) эгоцентрическая модель устройства Вселенной, отравленная неимоверным солипсизмом, - множество Миров, квадрильонов Миров, в каждом из которых был он. В его тяжелом случае эта модель называлась: Я "пуп" Земли. Но и эта модель Вселенной не объясняла необыкновенных приключений, пока Шпарин не подкрался ещё к одной версии о существовании во всех Мирах подобных "Холмов" однажды вошедших в Резонанс... И породивших ХроноШторм. Со всеми вытекающими отсюда хронозавихрениями и чудесами. Все еще в сомнениях по поводу такой эгоцентрической Вселенной с бесчисленными "Холмами", Шпарин закрыл дверь в комнату, где начал похрапывать Сергей Николаевич, улегся обратно на диван и подумал: "Что я беспокоюсь? Даже если это и не моя среда обитания, то, во всяком случае, очень похожа. А я живу везде и мне везде хорошо. Брошу писать про любовь и займусь фэнтези. Материала на пару толстых книжек". Здесь ему в голову пришли мысли о киберсциентической модели Вселенной, МетаВселенной из бесконечно вложенных друг в друга Подобных Миров с неограниченнейшей вариабельностью. Решив поразмышлять об этом поутру вместе с Сергеем Николаевичем, Шпарин успокоился и уснул.

Мысли Сергея Николаевича двигались в том же направлении, он даже додумался о существовании незатухающего искаженного ХроноЭха, значительно усложняющего жизнь попаданцам в Подобных Мирах и делающего ее иногда просто невыносимой. "Мы с тобой хроники, Миша, хронавты, а ты бы сказал, что я еще и хроналконавт, - думал Маралов, прислушиваясь к звукам в соседней комнате.
– Поэтому я про Эхо тебе ни за что не скажу, а если ты считаешь, что мы дома, то я в этом не очень уверен".

Дыхание Шпарина стало ровным. Сергей Николаевич прекратил изображать спящего, заглянул в комнату, где спал Шпарин, прокрался на кухню и, схватив коробку спичек, бросился из дома.

Картофельное поле, тропинка, елочки. Сергей Николаевич натаскал хвороста, обложил сухие стволы напротив мшистого пня и поджег газетой, предусмотрительно захваченной из дома. Елки вспыхнули яркими факелами. Сергей Николаевич бросил спички в пламя и, протянув руки к огню, довольно произнес:

– Это, чтобы ты не вздумал сунуться туда еще раз. Я тебя знаю.

Двойнику на одной из "Сонных Горок" было всё равно сколько других "дубликатов" скитается по Соединённому Губернаторству и прилегающим территориям. О них он не думал, как больше не думал о "Записках Скитальца". Рукопись была забыта и пылилась на комоде. В тот момент, когда Шпарин в Российской Федерации или ее аналоге, начал посапывать на потёртом диване, этот Шпарин, считающий себе первым, эталоном, этакой матрицей, с которой слеплены и размножены с теми или иными отклонениями остальные "братья", закончил занимался сексом с "дубликатом" по имени Карамелька и, поглядывая на горку белого порошка на столе, сказал себе: "последний раз", и свернув трубочкой стодолларовую купюру с индейцем в перьях на аверсе, воткнул в белый конус.

Когда Шпарин и Сергей Николаевич в Российской Федерации или её почти точной копии погрузились в глубокий сон, два "дубликата" из

неучтенных двойников уже стояли на вершине невысокого холма неизвестной планеты и разглядывали людей толпящихся у подножия. Мужчины в набедренных повязках были в меру уродливы, нагие женщины стройны и довольно милы.

Здесь было раннее утро. Густой теплый воздух, в зеленом небе тлели три солнца, медленно плыли розовые облака, летали диковинные птицы, в разноцветных травах бескрайней равнины паслись стада невиданных зверей.

– Спит?
– тихо спросил Шпарин у золотоволосой девушки с маленьким ребенком на руках.

– Да, милый. Отдохнем здесь немного. До Альфы Ригеля еще далеко.

Поглазев на летающую тарелку, золотоволосую девушку и Шпарина в блестящих костюмах, мужчины и женщины воздели руки к зеленому небу, закричали, заголосили, и вдруг разом, всей толпой, рухнули на колени.

– Сержант Ветер! Приведите ко мне парочку местных, - приказал Шпарин.
– И кто-нибудь, разбудите, наконец, Сергея Николаевича.

Еще один Шпарин в это время ехал в люксовом вагоне поезда "Губернаторск-Семихолмск". Шикарное одноместное купе, кондиционированный воздух, душевая кабинка и туалет. Состав мерно постукивал колесными парами на стыках рельсов, паровоз пускал серо-белые клубы дыма и бодро тащил поезд к границе Соединённого Губернаторства и Северной Конфедерации.

Небо стало по-настоящему голубым и чудеса, кажется, кончились. Перестали являться дубликаты невест, начальства и прочих знакомых незнакомцев. Сны снились не кошмарные, простые, славные, добрые. Перед умиротворением над Соединённым Губернаторством несколько дней грохотали громы, дневные небеса шипели и разрывались яркими всполохами, но дожди не проливались. Говорящие головы на телевизионных экранах просили население не волноваться, но ни один всепогодный специалист так и толком и не разъяснил, в чем, собственно, дело.

Но они-то знали.

Лес у озера превратился в унылое пепелище, а гора над ним покрылась скрученными обломками металлических конструкций и оплавленными осколками гигантских зеркал. В озере теперь, кроме самолета, лежала перевернутая пожарная машина.

Путь домой был отрезан лесным пожаром.

Шпарин и Сергей Николаевич вернулись на "Сонную Горку". Потянулись тихие и спокойные дни. Шпарин трудился над "Записками Скитальца", Сергей Николаевич пропадал у милой вдовушки из 35 дома. Отвлекать было некому. Беременная невеста вышла замуж за доктора Лихоркина, Карамелька уехала в Европу к родителям, Ляхов вернулся на службу, раздолбай Додоня купил дом в "соседской" деревне" и женился.

Однажды Шпарин распрощался с теми, с кем счёл необходимым попрощаться и отправился в путь. Сергей Николаевич от путешествия в новую "даль тёмную" отказался наотрез. "Я же сказал тебе: останемся в этом "лабиринте" навсегда!
– напомнил ему давний разговор располневший экстрасенс.
– Я знаю почему ты уезжаешь. Хочешь прожить еще одну чужую жизнь?". "Свою жизнь, - ответил Шпарин, весело блестя глазами, - свою, Дружище, исключительно свою, но другую".

<