Приключения капитана Шпарина
Шрифт:
– Вы очень самоуверенны, Михаил!
– Как вы сказали?
– Как слышал!
Вернулся Древака с мятым портфелем.
– Познакомились? Приставал?
– Приставал, господин полковник.
– Он у нас невменяемый, на эти дела. Идем к столу.
В беседке Древака расстегнул портфель и выставил бутылку коньяка. Шпарин поднес коньяк к лицу.
– "Губернаторский". Выдержка пятнадцать годков. Не хило.
– Пообщаетесь в неформальной обстановке. Времени нет на притирку. В обрез времени. Думаю, сработаетесь.
– Я тоже думаю, - нехотя сказал Шпарин.
– Раз времени в обрез, в процессе притремся.
– Какие у тебя низменные мысли, - язвительно проронила "дылда".
– Но мечтать не запретишь.
– На тебя мечт нету, - отрезал Шпарин.
– И в моих
– Но-но, - сказал Древака.
– Прекратите. Ты, Миша, поосторожней. Она девушка с характером.
На лужайке посветлело. В жаровне весело скакало пламя, бросая сполохи на лица гостей. Древака снял куртку и бросил на скамейку. Подмышками желтели кобуры с тёмными рукоятками пистолетов. Затиликал телефон. Древака посмотрел на Шпарина и быстро пошел к бассейну.
– Слушаю... Что, что? Повтори... Сам не дожмёшь?
Древака выключил телефон, сунул в карман и вернулся в беседку.
– Мы поехали. Ляхова арестовали. Коллеги из Департамента Безопасности. У тебя с ним дел никаких?
– Выпивали пару раз.
– Ну нет, так нет.
– Скоро увидимся, Михаил, - сказала агент Рысачка.
Лязгнула калитка. Завелся двигатель. Улица осветилась.
– Пронесло. Этот, наверное, последний. Если их по три штуки, - сказал экстрасенс, запуская руку в порфель забытый полковником.
– Тут еще пузырек коньяка! Тебе, Миша, всё пофигу. Пофигист-фаталист.
– Оптимист.
К полуночи коньяк был приговорен, доедена маленькая полосатая лошадка и спеты вполголоса все вспомненные песни на конскую тематику. В конце застолья Шпарин исполнил соло на скауз, ливерпульском диалекте, второй куплет из битловской "The fool on the hill". Экстрасенс сдержано похлопал. Шпарин встал, поклонился и посвятил куплет Сергею Николаевичу. От признания вокальных данных Шпарин разошёлся и предложил исполнить дуэтом всю песню целиком, с припевом, в трагичном миноре, но Сергей Николаевич предложение отклонил и, вспомнив ещё одну "лошадиную пестню", слабым голосом затянул:
– Ой мороз, моро-оз! Не морозь меня, моего коня...
– Давайте собираться, пока ещё кто не приехал, - прервал Додоня вокал экстрасенса.
– Успеем, Петя. На другой свет всегда успеем. Принеси-ка, повар, какую банку консервов. Рыбных. Сайры.
– Уложил в машину, Михал Иваныч. И карабин, и консервы, и вещи ваши. Термосок с чайком. С лимончиком. Матчасть в полном порядке.
– Собрался в общем?.. Хвалю.
– Нажретесь, господин капитан, и никуда не поедем.
– Поедем, Петя, еще как поедем.
– Рак свистнет и поедем, - поддакнул экстрасенс.
– С пестнями поедем. С ветерком. В даль темную. Что сам не кушаешь? Накормил, напоил, а сам... Покушай, Петя.
Додоня пошарил по одному из столбов поддерживающих крышу. Раздался щелчок и под крышей вспыхнул яркий желтый плафон.
– А зебру жаль, - сказал Маралов.
– Красивый животный, грациозный. Неси еще "огненной воды".
– Сами несите. Куда в вас лезет?
– Не слушается, - сказал экстрасенс.
– Распустил. Вот к чему приводит твоё доброе сердце.
– Невесты разбежались, жены ушли. Как жить без женской ласки, Николаич?
– пожаловался Шпарин, приваливаясь к плечу Маралова.
– Не печалься, Миша. Щас какая-нибудь заскочит.
– Накаркаешь.
– А эту знаешь?..
– спросил Сергей Николаевич.
– "Мы поедем, мы помчимся на оленях утром ранним и отчаянно ворвемся прямо в...".
– Знаю. Эта не в тему. Но все равно споем.
И друзья запели. Додоня психанул, убежал в дом, запер дверь, погасил свет, и, стоя у окна, слушал поющих друзей и тихо матерился.
Душа горела. Шпарин вспомнил о Карамельке, домашнем винце и повел Сергея Николаевича в гости к одинокой девушке. Карамелька, услыхав стуки в дверь и пьяные голоса гостей, необыкновенно возбудилась, решив, что Михал Иваныч наконец "задумался" и, захватив с собой в сваты "козла чернявого", явился сделать предложение. Девушка одела лучшее синее платье с оборочками и слетела вниз открывать дорогим гостям. В комнате наверху Карамелька выставила веселым гостям пятилитровую багровую бутыль домашнего напитка, уселась и, положив ладони на колени, вся сияя, приготовилась
Костер в жаровне притух. Привязанные собаки, сложив морду к морде, спали у конуры. Лопались пузыри в бассейне.
Взошла яркая, в полнеба, голубая луна.
Карамельке снился кошмарный сон. Несчастную девушку по имени Изабелла, прихваченную под руки братьями Михал Ивановичами, в сопровождении госпожи и господина Ливербрук, лучшей подруги Миранды и изменщика Родириго, куда-то вели в многолюдном парке среди вьющихся магнолий. Процессию замыкал рыжий пес с оскаленной пастью. Додоня шел впереди и расталкивал любопытных своей зелёной трубой. К ужасу Карамельки, Изабеллу привели к беседке в глубине парка и, откинув ветвь ядовитого зеленого плюща, втолкнули внутрь. Внутреннее пространство беседки было убрано роскошными коврами из особняка и освещено чадящими светильниками. На широкой кровати из спальни госпожи Ливербручихи лежал лысый "козел чернявый". Завидев Изабеллу, "козел" вскочил и накинулся на бедную девушку. Сердце Карамельки дрогнуло, забилось... Но тут послышался шум, крики и в беседку с окровавленной саблей ворвался кудрявый Габриэль. "Идем со мной, любовь моя!", - сказал синеглазый мущина и вывел Изабеллу наружу. Среди вьющихся магнолий лежали мёртвые тела госпожи Ливербручихи и господина Ливербрук. Изменщик Родириго висел голый в петле на дубе. Страшная паленая собака издыхала в агонии. На коленях стояли сероглазые Михал Иванычи, Додоня, лучшая подруга Изабеллы, Миранда, и просили прощения. "А куда мы теперь?", - спросила Изабелла, обнимая синеглазого Габриэля. "На свадьбу, любимая, мы едем на нашу свадьбу!", - ответил Габриэль, увлекая Изабеллу к роскошной карете запряженной шестёркой маленьких полосатых лошадок. Точно такую, только без головы, конопатый Петя протащил сегодня привязанную к страшнючей собаке мимо Карамелькиного дома. От зависти к счастливой судьбе Изабеллы, Карамелька крутанулась на кровати, перекатилась и слетела на пол, где свернувшись комочком, продолжила досматривать ужасный сон.
В беседке на узкой скамейке лежал Шпарин, по струнке, в костюме, со сложенными руками на груди. Ему снился кошмар о бедных зебрах с головами юных шпионок, до ужаса худых и грациозных, за которыми по кукурузному полю гонялся сержант Додоня с зелёной трубой гранатомета. Рыжий пес носился среди редких стеблей и путался у сержанта под ногами.
Сергей Николаевич храпел на деревянном полу. Ему почему-то снились вампирши. Нагие, красивые, с красными кровавыми ртами, но без крыльев и маленькими грудями. Он подманивал вампирш куском вареной зебры, хлопал мясом по столу, призывно махал свободной рукой, приглашая присесть, выпить водки и разделить трапезу. В рой летучих красавиц влетела еще одна упыриха, спикировала к столу с криком: "Тёпленький!" и, растопырив ноги, уселась на его друга. "Упыриха" надела на друга наручники, дернула молнию на брюках и полезла другу в штаны.