Приключения Конана-варвара. Путь к трону (сборник)

Говард Роберт Ирвин

Конан с такой силой ударил кулаком по столу, что тот подпрыгнул на ножках.

– Клянусь Кромом, фортуна наконец-то сыграла в кости на моей стороне! Лошадь для меня, Тросеро, и доспехи Свободного Братства! Зорат намного опередил меня, но не настолько, чтобы я не смог догнать его, даже если мне придется идти за ним на край света!

12. Зуб Дракона

На рассвете Конан переправился на своем коне через мелководную Алиману и выехал на широкий караванный путь, который вел на юго-восток. На другой стороне реки остался Тросеро, сидевший на коне во главе отряда закованных в броню рыцарей, над головами которых на утреннем ветру расправил складки стяг с алым леопардом Пуатани. Они

молча смотрели вслед королю, эти темноволосые мужчины в сверкающих доспехах, пока его фигура не скрылась в туманной дымке, которую еще не успели рассеять лучи рассветного солнца.

Конан ехал на огромном черном жеребце, подаренном ему Тросеро. Он сменил аквилонскую броню на доспехи Свободного Братства, членами которого были представители всех рас и народностей. На голове у него сидел простой морион, местами помятый и исцарапанный. Кожаные ремни и кольчужные кольца на его хауберке были потертыми и блестели, выдавая участие во многих кампаниях, а ярко-красная накидка, развевавшаяся за плечами, была прожжена в нескольких местах. Он выглядел как ветеран-наемник, познавший все превратности фортуны, сегодня не знающий, куда девать награбленное золото, а завтра потуже затягивающий пояс от голода.

Более того, Конан не только выглядел наемником, он и чувствовал себя им. В нем ожили воспоминания о старых, добрых и славных деньках, когда нога его еще не ступила на путь, ведущий к трону. Тогда он был солдатом удачи, ввязывался в любую драку, просаживал деньги в кабаках и тавернах, искал приключений и не знал других забот. Его интересовали лишь пенистый эль, сверкающий коралл женских губ да возможность помахать острым мечом на поле боя.

В нем пробудились прежние привычки и манеры; он вновь стал ходить вразвалку, со степенной важностью восседал на коне, с губ его срывались полузабытые проклятия, и он даже принялся напевать себе под нос старинные песенки, которые он с товарищами затягивал в тавернах после долгих странствий и кровавых сражений.

А вокруг было неспокойно. Обычно берег реки патрулировали кавалерийские разъезды, опасавшиеся очередного вторжения со стороны Пуатани, но сейчас их нигде не было видно. Внутренние распри вспыхнули с такой силой, что думать о защите границ стало некогда. Длинная белая дорога была пустынной от горизонта до горизонта. По ней больше не громыхали тяжело груженные обозы и не тянулись караваны верблюдов; лишь изредка встречались небольшие группы всадников в коже и железе – мужчин с ястребиными лицами и холодными взглядами, державшихся настороже. Они лишь подозрительно посматривали на Конана, но проезжали мимо, поскольку снаряжение одинокого конника обещало не богатую добычу, а кровь и обмен тяжелыми ударами.

Деревни были сожжены и брошены жителями, на полях не росло ничего, кроме сорняков и бурьяна. Сейчас пуститься в путь по этой дороге отваживались только отчаянные смельчаки, а гражданская война и набеги из-за границы изрядно проредили местное население. В благодатные времена на тракте было не протолкнуться от купеческих обозов, направляющихся из Пуатани в Мессантию в Аргосе и обратно. Но теперь торговцы предпочитали путь, который вел восточнее, через Пуатань, а потом поворачивал на юг и шел через Аргос. Так получалось дольше, зато безопаснее. И только самые бесшабашные торговцы готовы были рисковать своей жизнью и товарами на дороге, идущей через Зингару.

По ночам южный горизонт окрашивали сполохи пламени, а днем там поднимались в небо тяжелые столбы черного дыма; в городах и на равнинах юга умирали люди, престолы переходили из рук в руки и замки сгорали в пламени мятежей. Конан ощутил знакомое возбуждение опытного бойца; его так и подмывало повернуть коня и с головой окунуться в драки и грабежи, как в добрые старые времена. Почему он должен рисковать жизнью, стремясь вернуть себе власть над людьми, которые уже не помнили его? К чему гоняться за короной, которая была потеряна для него навсегда? Почему не забыться в кровавой ярости схваток и погони за сокровищами,

как бывало раньше? В конце концов, неужели он не завоюет себе еще какое-нибудь королевство? Мир вступал в век стали, войн и имперских амбиций; и сильный мужчина вполне может проявить себя беспощадным завоевателем на руинах прежней жизни. И почему бы ему не стать этим человеком? Вот такие слова нашептывал ему на ухо знакомый демон-искуситель, и перед мысленным взором Конана проплывали кровавые образы его славного и разбойного прошлого. Но он не свернул в сторону, а продолжал путь, стремясь к цели, которая с каждой милей выглядела все более недостижимой, пока ему не стало казаться, что он гонится за несбыточной мечтой.

Конан понукал черного жеребца, стараясь не загнать его, но белая дорога по-прежнему оставалась пустынной. Зорат намного опередил его, но киммериец не сдавался, зная, что едет быстрее тяжело груженного купеческого обоза. Вскоре он подъехал к воротам замка конта Вальброзо, который, подобно орлиному гнезду, приткнулся на самой макушке голого холма, господствовавшего над дорогой.

Вальброзо выехал ему навстречу в сопровождении своей дружины. Это был худощавый, смуглый и горбоносый мужчина с блестящими глазами. Он надел вороненую кирасу, и за ним следовали тридцать копейщиков, черноусых ястребов пограничных войн, алчностью и безжалостностью не уступавших ему самому. В последнее время торговые караваны попадались редко, и Вальброзо проклинал гражданские войны, из-за которых оживленное движение на дорогах замерло, хотя и благословлял их за безнаказанность, позволявшую ему расправляться со своими соседями.

Он не надеялся поживиться чем-либо особенным у одинокого всадника, которого заприметил с верхушки своей башни, но, как говорится, доброму вору все впору. Опытным взором он окинул потрепанную кольчугу Конана и его загорелое, испещренное шрамами лицо, придя к тому же выводу, что и всадники, попавшиеся киммерийцу ранее: пустой кошелек и жадный до дела меч.

– Кто таков, бродяга? – осведомился он.

– Наемник, еду в Аргос, – ответил Конан. – А тебе какое дело?

– Для вольного наемника ты едешь не в ту сторону, – проворчал Вальброзо. – Добрая драка и добыча ждут тебя на юге. Присоединяйся ко мне. С голоду не умрешь. На дороге не осталось купцов, которых можно пограбить, но я намерен двинуться на юг со своими бродягами, чтобы продать наши мечи тому, кто заплатит подороже.

Конан не спешил с ответом, зная, что, если откажется наотрез, то дружинники Вальброзо могут наброситься на него. Прежде чем он успел принять решение, зингариец заговорил снова:

– Вы, вольные наемники, знаете всякие приемчики, способные развязать язык любому. У меня есть пленник – купец, которого я захватил последним. Клянусь Митрой, за всю неделю, кроме него, здесь больше никто не появился! Так вот, он оказался большим упрямцем. При нем обнаружилась железная шкатулка, секрет которой он отказался сообщить нам, а мне не удалось убедить его открыть ее. Клянусь, я думал, что знаю все методы принуждения, но, быть может, тебе, ветерану Свободного Братства, известно кое-что еще. В любом случае поедем со мной и посмотрим, что можно сделать.

Последние слова Вальброзо решили дело. Похоже, что в лапы к нему угодил не кто иной, как Зорат. Конан не знал торговца в лицо, но любой, обладающий достаточным упрямством, чтобы отважиться путешествовать по Зингаре в такое время, скорее всего, окажется достаточно стойким, чтобы смеяться в лицо своим мучителям.

Он поехал рядом с Вальброзо по неровной дороге, поднимающейся на вершину холма, где стоял угрюмый замок. В качестве дружинника ему полагалось ехать позади, но в силу привычки он проявил непочтительность, а Вальброзо, похоже, не придал этому значения. Годы, проведенные на границе, научили конта, что здесь не время и не место для соблюдения придворного этикета. Кроме того, он был прекрасно осведомлен о независимости наемников, которые своими мечами возвели на трон не одного короля.