Приключения короля Артура и рыцарей Круглого Стола

Грин Роджер Ланселин

И стал сэр Тристрам рыцарем Круглого Стола. И после Ланселота и Гавейна не было другого рыцаря, столь достойного, за этим Столом. Много лет он появлялся на праздник пятидесятницы, чтобы занять свое место, и много могучих подвигов совершил он для логров. Но всегда скорбел он из-за любви к Изольде Прекрасной, думая о ней с любовью и печалью, которую время не могло исцелить.

Через несколько лет он женился на другой Изольде, дочери Джовелина, герцога Орундельского, которую звали Изольда Белые Руки. И немало утешила она его, и был он ей верным и благородным мужем. И все же всегда

сердце его стремилось к Изольде, королеве Корнуэлла. И потому Изольда Белые Руки ревновала его в глубине души.

Но вот Тристрам был ранен отравленным копьем, когда сражался, чтобы спасти Кахедина, брата своей жены. И рана его гноилась, и нельзя было ее вылечить.

Тут Тристрам сказал:

— Смерть моя близка, если только Изольда Корнуэлльская не придет мне на помощь. Ибо она одна владеет искусством своей матери.

И он попросил верного Курвеналя сесть на корабль и плыть в Тинтагиль, чтобы просить Изольду прибыть и вылечить его. И, если она приедет, Курвеналь, возвращаясь, должен был поднять белый парус на своем корабле, а если нет — то черный.

Изольда Корнуэлльская явилась со всей поспешностью, и Курвеналь поднял белый парус. Но Тристрам был столь слаб, что не мог подняться с ложа и выглянуть из окна. Тогда он сказал жене:

— Пойдите и взгляните в сторону моря. Корабль Курвеналя скоро будет приближаться к берегу, и если Изольда Прекрасная на борту, то парус белый; но если ее нет, то парус будет черный.

Тут Изольда Белые Руки поглядела в море и увидела корабль Курвеналя, мчащийся по волнам под белыми парусами. Но в ревности своей и ненависти к Изольде Корнуэлльской она сказала:

— Смотрите-ка, я вижу корабль Курвеналя, пробивающийся через волны. И паруса все черные…

Тут Тристрам повернулся к стене.

— Храни тебя бог, любовь моя, Изольда прекрасная, — сказал он, — ибо никогда больше я не увижу твое лицо.

Тут он перестал бороться за свою жизнь, и спустя малое время Тристрам Лионский умер.

И когда Изольда Прекрасная, королева Корнуэлла, увидела, что он мертв, она склонила колени у его тела и стояла так, пока сердце ее не разорвалось от этой печали. И она умерла. И похоронили их в одной могиле, ибо Изольда Белые Руки раскаялась в своей ревности, когда было уже слишком поздно.

И над могилой посадила она два розовых дерева — одно красное и одно белое. И, когда они выросли, оба дерева склонились над могилой навстречу друг другу, и ветки их сплелись вместе, и превратились они в одно дерево, на котором были розы и красные, и белые. Ибо никогда на всем свете не было столь верных любящих сердец, как сердца Тристрама Лионского и Изольды Прекрасной.

Герейнт и Энида

Хотя славный праздник пятидесятницы король Артур всегда устраивал в Камелоте, где в замке, в большой зале, стоял Круглый Стол, другие праздничные дни он часто проводил со своим двором в иных местах, и с ним бывали все рыцари, которым случалось оказаться в окрестности. Иногда это было в Кардифе, а иногда в Колчестере или Карлайле, один раз даже в Честере и один раз в Кардигане; но чаще всего в Карлионе, в Южном Уэльсе, в замке,

из которого Артур впервые вышел как истинный король логров.

В другие праздники король Артур начинал пир, не дожидаясь приключения, но был, однако, всегда рад, если что-нибудь подобное происходило. И потому, сидя однажды за праздничным столом на пасху, он особенно возрадовался, увидев, как в залу неожиданно вошел приятного вида юноша, одетый в зеленое и белое, перепоясанный большим мечом с золотой рукоятью.

— Привет вам, благородный король Артур, — сказал юноша с низким поклоном.

— Добро пожаловать, сэр, — ответил король Артур. — Вы, видно, пришли, чтобы рассказать о каком-то приключении? Мне кажется, я уже видел вас раньше. И все же имени вашего я не знаю.

— Я Герейнт, сын Эрбина, — был ответ. — И живу я в Динском лесу, недалеко отсюда. И, проходя сегодня Зеленой поляной, увидел я странного и чудного оленя. Был он весь белый, с рогами из чистого золота и ступал так изящно по траве и листьям, что выделялся среди других оленей в вашем лесу. Тут разыскал я ваших королевских охотников и попросил их заметить, куда направился белый олень. А сам поспешил к вам, чтобы рассказать обо всем.

— Вы поступили хорошо, молодой сэр, — сказал Артур. — Завтра мы встанем рано утром и выступим со многими нашими рыцарями, чтобы настигнуть этого оленя.

— Позвольте мне последовать за вами и посмотреть на охоту, — попросила королева Гвиневера. — А этот молодой оруженосец Герейнт будет сопровождать меня.

— Будь по-вашему, — ответил Артур, — и кто бы ни убил оленя, Герейнт получит его голову на том условии, что он отдаст ее леди своего сердца.

— Увы, у меня нет леди, — вздохнул Герейнт.

— Что ж, придется найти вам леди, — засмеялась Гвиневера. На том и порешили.

Наутро король Артур с Гавейном, и Кеем, и многими другими рыцарями поднялись рано и выступили в лес в поисках белого оленя. А Гвиневера последовала за ними позже, сопровождаемая одной лишь служанкой и Герейнтом, который по-прежнему был в своей белой тунике и зеленом плаще с пристегнутым к поясу мечом с золотой рукоятью.

Вскоре оказались они у опушки леса и услышали звуки охотничьего рога на расстоянии, но не могли точно решить, в каком направлении удалялась охота. И, сидя в ожидании на зеленой опушке леса, увидели они небольшую группу всадников, проезжавших по дороге. Впереди на взбрыкивающем коне ехал несчастный карлик с большой и страшной ременной плетью. За ним следовала гордая леди на прекрасном белом коне. Одета она была в золотую парчу. За ней ехал рыцарь в сверкающих доспехах — настоящий великан на громадном черном боевом коне.

— Герейнт, — сказала Гвиневера, — знаете ли вы имя вон того рыцаря?

— Я не знаю его, — ответил Герейнт, — и не могу увидеть его лица, ибо он едет с опущенным забралом.

— Пойдите и спросите, — сказала Гвиневера своей даме, которая тут же поскакала к карлику и спросила у него имя рыцаря.

— Я не скажу вам, — огрызнулся карлик.

— Раз ты так груб, спрошу у самого рыцаря, — сказала дама.

— А вот этого вы не сделаете, клянусь честью! — сказал карлик.

— Отчего ж нет? — спросила дама.