Приключения Мишеля Гартмана. Часть 1
Шрифт:
Каждый из вольных стрелков приложился к своей фляге и долго не выпускал ее из рук; потом, по приказанию капитана, заступы, кирки и ломы снова уложены были на вьючного лошака, который следовал за отрядом; разобрали составленные в козлы ружья и вольные стрелки отправились далее, но теперь уже ускоренным шагом.
Через четверть часа они догнали главную колонну, которая, благодаря им, теперь не опасалась нападения, разумеется, с этой стороны. С другой же и думать нечего было о подобной попытке; имелось время укрыться от всякого
Если б остался кто-нибудь в Мительбахе, то видел бы странное зрелище в девять часов утра.
Как предвидели командир отряда и сержант Петрус, пруссаки выступили только с намерением вернуться.
В четырех лье от деревни они наткнулись на дивизию, посланную для разъездов. Полковник тотчас явился к генералу, командующему дивизией, рапортовать, вероятно, далеко не правдиво обо всем случившемся и просить подкрепления, чтоб проучить как можно скорее презренных мужиков, дерзнувших не только противиться, но еще и разбить войско его величества короля прусского.
Разумеется, генерал благосклонно исполнил просьбу. Надо было примерно наказать собак-французов, которые осмеливались не допускать вторжения в их землю. Полковник получил приказание произвести военную экзекуцию, то есть все предать в деревне огню и мечу, и чтобы упрочить успех этой экпедиции, ему дано было три тысячи инфантерии и пятьсот кавалерии.
Один полковник и офицеры, которые ехали верхом, входили в состав новой экспедиции. Что солдат касается, то они буквально не в силах были тронуться с места; некоторые даже имели легкие раны; волею-неволею приходилось дать им сколько-нибудь отдыха.
На этот раз, однако, у полковника не было проводника. К тому и сильное нападение, которое он вынес, заставило его задумываться и быть настороже.
При входе в ущелье Зеленого Дуба, очень благоприятного пункта для засады, полковник удвоил осторожность. Однако ничего не появлялось; везде вокруг царствовала величайшая тишина, пруссаки становились все смелее и прибавляли шагу по мере того, как приближались к деревне, над которой возвышалось густое облако черноватого дыма, служившее явным указанием, какого направления держаться. Тут и дорога становилась открытее, следовательно, нечего было опасаться нападения врасплох.
Наконец, часам к девяти утра прусский отряд с барабанным боем вступил в Мительбах, разослав сильные отряды для занятия всех путей к деревне.
Но когда штаб выехал на площадь, все вдруг остановились, пораженные оцепенением, потом вскрикнули от горя и ярости.
Они увидали повешенных офицеров и множество тел на земле.
Гневный крик раздался из среды тех, которых сначала приняли за мертвых; это были пленные, перевязанные вольными стрелками перед выступлением из деревни.
По приказанию полковника, пленным тотчас возвратили свободу и самый смышленый из них был призван дать отчет о том, что произошло, когда пруссаки вынуждены были отступить.
Рассказ солдата привел полковника
— Надо погнаться за этими собаками! — кричал полковник. — Убивайте, жгите все, никого не щадите, ни женщин, ни детей. Вешать прусских офицеров! — повторял он вне себя. — Я страшно отомщу!
Когда ему доложили, что деревня совсем пуста и все жители ушли, им овладел неистовый гнев.
— Я буду гнаться за ними до самого ада! — вскричал он. — Уж доберусь я до этих мерзавцев во что бы ни стало!
Немедленно разослали разведчиков по всем направлениям разыскать дорогу, по которой удалились беглецы.
Оказалось это нетрудно. Следы колес, людей и лошадей ясно были видны на земле. Впрочем, и горы возвышались отвесною стеною со всех сторон, кроме одной. Очевидно, крестьяне этим путем и обратились в бегство.
Полковник подпрыгнул на седле от радости, когда услышал, что разысканы следы беглецов.
Он немедленно принял меры для предупреждения внезапной атаки, оставил за собою в деревне сильный отряд, чтоб не могли зайти ему в тыл, а с остальным своим войском отважно пошел по тропинке, которою удалились жители Мительбаха.
Около получаса все шло отлично. Следы становились яснее и не могло быть сомнения, что крестьяне бежали в эту сторону.
Вдруг голова колонны остановилась.
— Что такое? Что случилось? Отчего там застряли? — крикнул полковник, который неистовствовал все утро.
К нему подскакал офицер, командовавший авангардом.
— Отчего мы стоим, милостивый государь? — накинулся полковник.
— Господин полковник, прохода нет, — ответил молодой поручик. — Дорога заложена громадною скалою и нет возможности обойти ее ни справа, ни слева.
— Все возможно, когда захочешь, милостивый государь, — сурово возразил начальник. — Под арест на восемь дней. Эй, дорогу! — сердито крикнул он, дав шпоры лошади. — Раздайтесь, олухи!
Солдаты шарахнулись в обе стороны по краям оврага и открыли свободный проход.
Вскоре полковник достиг главы колонны. Рапорт офицера оказывался вполне справедлив. Шагах в сорока впереди громадная глыба гранита возвышалась словно стена на высоту более пятидесяти метров.
— Проклятие! — взревел полковник, поскакав к самой преграде, и ударил по камню саблею плашмя, прибавив. — Неужели я не открою себе здесь прохода!
— А ты здесь, окаянный! — сверху отозвались насмешливо, точно будто из облаков.
Удивленный неожиданным восклицанием, полковник машинально поднял голову и увидел посреди нагроможденных скал насмешливое лицо с суровыми чертами.
— Ты подло умертвил моего благодетеля, теперь твоя очередь умирать. Вот тебе, собака!
Раздался выстрел.
Пораженный прямо в грудь, полковник упал на спину лошади и та в испуге ударилась бежать прямо в ряды солдат, которые не опомнились еще от нападения, совершенно для них неожиданного.