Приключения Мишки Босякова, кучера второй пожарной части

Annotation

Приключения Мишки Босякова, кучера второй пожарной части

I. МИХАИЛ! ПОШЕЛ ПРОЧЬ!

II. ТОЖЕ МНЕ ФЕДЬКА ШАЛЯПИН!

III. ДОМ ГОРИТ, ДА ВСЕ ГОРИТ

IV. Я ДЕЙСТВОВАЛ ПО ЗАКОНУ ПРЕРИЙ

V. ТВОЙ ПРИЯТЕЛЬ ЛЕЙБ-ГВАРДЕЙЦЕМ БУДЕТ

VI. РАЗВЕ ЭТО СМОТР? РАЗВЕ ЭТО УЧЕНИЯ?

VII. ЛЮСЯ ЭТО

VIII. ЭХ, НАСЕЧЕШЬ ТЯПКОЙ, НЕ СОТРЕШЬ ТРЯПКОЙ!

IX. «ДОВЕРЬТЕСЬ ТЕМ, КТО НАЗОВЕТ МОЮ ФАМИЛИЮ»

X. А ЧТО ПОЖАРНЫМ ДЕЛАТЬ НА РАЗЪЕЗДЕ?

XI. ЧЕГО ЖЕ ТУТ ЗАГОРЕЛОСЬ?

XII. ПРИВЕДИ-КА СЮДА НАЙДЕНЫША

XIII.

XIV. ТОВАРИЩ КОРЫТКО ОДОБРИТ НАШ СГОВОР

XV. ЭТО Я, МИХАИЛ ЕВЛАМПИЕВИЧ

XVI. СТАРЫЕ ЯВКИ НЕ ДЕЙСТВУЮТ

XVII. В ПОЖАРНЫХ Я САМ СЛУЖИЛ

XVIII. ВЕДЬ, ПОЧИТАЙ, ТЕБЯ ОТПЕВАТЬ СОБИРАЛИСЬ

XIX. НЕПРАВИЛЬНО, ПАРЕНЬ, ПОСТУПАЕШЬ

XX. ОСИРОТИЛ, ВИДИШЬ, МЕНЯ ПЯТЫЙ ГОД

XXI. ИЗВЕСТНА ЛИ ВАМ ЭТА ЖЕНЩИНА?

XXII. КОЛЧАКА ЖДУТ!

XXIII. НЕ СМИРИЛСЯ УРАЛ И СЕЙЧАС

XXIV. ВИТАЛИЙ, ТРУБИ!

XXV. СТАНИСЛАВ ВАЦЛАВОВИЧ

XXVI. НЕ ХОТИМ В СИБИРЬ!

XXVII. НЕЛЬЗЯ НАШЕМУ БРАТУ БЕЗ ЛОШАДЕЙ

XXVIII. НАКАЗ ТОВАРИЩА ЛЕНИНА ВЫПОЛНИМ

Приключения Мишки Босякова, кучера второй пожарной части

I. МИХАИЛ! ПОШЕЛ ПРОЧЬ!

Две недели назад у Мишки умерла мать. А вчера Александр Гаврилович, хозяин извозного дела «Побирский и сын», процедил сквозь зубы:

— Михаил! Пошел прочь! Неприятности из-за твоей дурости я терпеть не желаю... Хватит!

Мишкин отец погиб в германскую войну где-то в Карпатах, а до мобилизации тянул лямку у Александра Гавриловича Побирского. Лихого извозчика Босякова в городе знал каждый, но каждый знал и то, что и рысак, и лакированный на дутых шинах экипаж с зеркальными фонарями у Босякова не собственные, и что почти всю выручку приходится отдавать хозяину.

Мишка чуть ли не с пеленок вертелся в конюшнях, помогал запрягать, распрягать лошадей, чистил их, летом гонял на городской пруд купаться. И, когда на отца пришла «похоронка», Александр Гаврилович, пощипывая седенькую клочковатую бороденку, сказал Мишкиной матери:

— Подрастет Михаил, сделаю его, варнака, извозчиком. Служил мне Евлампий верой и правдой, пусть и сынишко по стопам родителя шагает...

Но вспомнил Александр Гаврилович о своем обещании лишь в конце семнадцатого года, когда новая власть - Совет рабочих, крестьянских и солдатских депутатов - обложила его «дело» большим налогом. Старик не ел, не пил, целую ночь не спал, а утром вызвал Мишку и тех, на которых, видимо, надеялся, и, с трудом подбирая фразы, горестно прошамкал:

— С нонешнего дня выручка вся ваша... Мне ничего не надобно. Кони ваши, упряжь ваша, все ваше... Михаила тоже награждаю. Раз посулил извозчиком сделать, то и сделаю. Отнынь Уголек твой. Работай и за меня в церкви молись... и вы все молитесь...

Изумленные извозчики не знали, что ответить хозяину, а Мишка, так тот совсем

Только Александр Гаврилович слов на ветер бросать не собирался, и вышел Мишка от него владельцем вороного остроухого жеребца, по кличке Уголек, и новенького санного экипажа с дешевым меховым пологом.

Правда, владельцем-то он, как и все остальные, оказался липовым. На ночь лошадей по-прежнему приводили во двор Александра Гавриловича, ставили в старые конюшни, и хозяин придирчиво осматривал их. Но вырученные деньги не забирал, лишь требовал, чтобы аккуратно платили за овес и за сено, причем сумму называл сам. Поэтому заработок у Мишки после вычета за фураж получался мизерный, концы с концами еле сводил, да и желающих разъезжать на извозчиках с каждой неделей становилось все меньше и меньше.

Однажды в январский день парню повезло: три балтийских матроса из штаба Красной гвардии погрузили в его са-ни пулемет «максим» и погнались за какими-то бандитами. Скрыться бандитам не удалось: балтийцы задержали их на Московском тракте около татарского кладбища. А юному кучеру наказали назавтра явиться в штаб и, когда Мишка пришел, отвалили ему за помощь такую сумму, какой он за всю свою жизнь и в глаза не видывал.

— А ты, Михаил, часом не врешь? — подозрительно спросил Александр Гаврилович, когда услышал историю про матросов и бандитов.

— Чё смеяться-то! — с гонором ответил Мишка,—Вот они, денежки... Глядите!..

— Давай их мне, у меня сохранятся лучше, — тоном, не допускающим возражений, тут же заявил хозяин. — И тебе мой наказ: старайся от всяких там красных держаться в стороне, с ними и до греха недалеко. Понял?

Деньги Мишка хоть и неохотно, но отдал, а наказа Александра Гавриловича не послушал. Больно уж ему матросы понравились: такие веселые, черноусые, в пулеметных лентах. И с того памятного дня Уголька частенько можно было видеть у штаба Красной гвардии.

Матросы скоро привыкли к Мишке и стали именовать его сани с пологом легким крейсером. Матросского начальника Семенова Мишка теперь по разным экстренным делам возил по городу. Расплачивался Семенов не всегда: видать, с монетой у матросов было не каждый раз густо, но начинающий извозчик не огорчался. От Семенова он услышал необычайно много нового про революцию.

Извозчики были людьми темными, сплошь неграмотными, боялись хозяина, как огня, от политики старались держаться подальше, и семнадцатый год не скоро коснулся извозного дела. Конечно, Мишка, как и все мальчишки, бегал и на митинги, и на манифестации, но разобраться в событиях не пытался. Да и мать, не переставая, твердила:

— Александр Гаврилович — наш благодетель. Без Александра Гавриловича мы бы пропали. Почитай, сынок, благодетеля, будь умницей, не связывайся со смутьянами.

И вот после знакомства с матросами парень словно заново родился.

С Мишкиных слов балтийцы знали, что и отец, и дед его ходили в извозчиках и что Уголек достался ему якобы по наследству. О зависимости Мишкиной никто из них и понятия не имел. Сам же он открыть истину никак не решался: всегда почему-то вспоминалась мать с ее слепой верой в «благодетеля». А мать Мишка любил и огорчать не хотел: в последнее время она сильно прихварывала, жаловалась на боль в груди. Видимо, простудилась на городском пруду, у проруби, когда полоскала простыни все того же Александра Гавриловича.