Приключения Мишки Босякова, кучера второй пожарной части

Захаров Стефан Антонович

— Господин брандмейстер, дозвольте, — осторожно сказал Геннадий Сидорович. — Мальца привел я.

— Ты?! — изумился Стяжкин.

— Я, — более смело повторил Геннадий Сидорович.

— Неужели ты, Рожин, думаешь, что старший топорник может позволять себе чего угодно? — вновь вскакивая, зарычал Стяжкин. — Это идиот Мартынов вас всех при Совдепии распустил! Но у меня вы узнаете, почем фунт лиха... Фалеев!

— Чего изволите? — вытянулся перед крыльцом дрожащий Фалеев.

— Господин брандмайор, — не обращая внимания на гнев Стяжкина, продолжал спокойно Геннадий Сидорович, — господин брандмайор (все в части знали,

что Стяжкину льстило, когда его величали брандмайором), этот малец — сын моего годка Евлахи Босякова, погибшего за веру, царя и отечество.

— Какого Евлахи? — не понял брандмейстер. — Чушь несешь... Фалеев!..

— Господин брандмайор! — перебивая Стяжкина, торопливо заговорил Геннадий Сидорович. — В нашей части ведь кучера на одноконном бочечном ходу нет. Возьмите мальца...

— Мальца? Кучером? — недоуменно пробормотал Стяжкин и, повалившись в кресло, вдруг раскатисто захохотал на весь двор. — Мальца? Кучером?.. Ну и потешный ты, Рожин!.. Шут из тебя, дурака, наверно, дельный бы получился... Мальца? Кучером!..

Вслед за брандмейстером тоненьким старческим смехом залился Фалеев, за Фалеевым фыркнул Ермолович, а за Ермолови- чем, осмелев, засмеялись и остальные пожарные. Даже Киприян перестал икать и несколько раз смущенно улыбнулся. Только Мишка по-прежнему прятался за спину Геннадия Сидоровича и думал лишь об одном: как бы поскорее отсюда удрать.

— Хотел я тебя, Рожин, наказать по всем правилам,— сказал наконец Стяжкин, цветным платком смахивая с рыжих ресниц выступившие слезы,— да больно ты меня развеселил... Мальца? Кучером,— и он снова загоготал.

Но тут Мишку словно взорвало. Подскочив к крыльцу, парень поднял кулак и, потрясая им, выкрикнул:

— Чё смеяться-то? Могу и кучером!

Выкрикнул... и нерешительно замер на месте.

— Как, как? — насупив брови, недоверчиво спросил Стяжкин.— Можешь и кучером? Так, что ли?

— Может, господин брандмайор, точно может,— незаметно ущипнув Мишку, с уверенностью подтвердил Геннадий Сидорович. Стяжкин, смерив их взглядом, не предвещавшим ничего хорошего, презрительно плюнул, но сказать ничего не успел: его опередил частый звон колокола, раздавшийся с каланчи.

— Тревога! — каким-то неестественным пронзительным голосом произнес вздрогнувший Фалеев.

За полсекунды от прежней раболепной позы у помощника брандмейстера не осталось и следа. Услышав колокол, он сразу весь выпрямился и как будто стал выше на целую голову.

— Тревога! — повторил вслед за ним и Стяжкин.

Два черных зловещих шара медленно поползли вверх по мачте, и каланчовый, перевесившись через барьерчик, отрывисто прокричал, сложив ладони рупором:

— За Сенной площадью... горит!..

— По местам! — скомандовал Стяжкин, спрыгивая с крыльца.

Одни пожарные кинулись в депо, где стояли линейки и бочки,

другие — в конюшню, а кочегар Васильев — к похожей на большой медный самовар паровой машине.

— Дуй за кучерами! — оглянувшись по сторонам, торопливо приказал Мишке Геннадий Сидорович.— Увидишь коня с пятном на лбу, выводи. Выведешь, дуй к бочкам...

— Дяденька Сидорыч! — испуганно пискнул Мишка.

Но старший топорник, не слушая его, продолжал:

— И запрягай в одноконный ход, он у нас единственный, разберешься там... Ну, живо-живо, не лениво!

Сам Геннадий Сидорович побежал в депо. Мишка, глотая воздух, устремился было вслед за ним,

однако около огромных распахнутых дверей старший топорник обернулся и, сделав страшное лицо, показал в сторону конюшни. Оттуда уже выводили белых лошадей. Глянув на них, Мишка обомлел: такой красоты он не встречал даже в хозяйстве Александра Гавриловича Побирского.

— Здорово! — вырвалось у восхищенного парня и, позабыв про страх, Мишка со всех ног помчался искать коня с пятном на лбу.

Найти его оказалось делом нетрудным. Конь стоял в конце длинной конюшни и нервно переступал с ноги на ногу, очевидно, не понимая, в чем дело. Ведь всех остальных лошадей по сигналу тревоги только что увели. Так почему же люди забыли о нем?

Он благодарно посмотрел на запыхавшегося Мишку и радостно заржал, раздувая розовые ноздри.

Уздечка висела рядом на стене. Парень протянул к ней руку... но тут же от сильного удара влетел в пахнущий навозом денник. Конь, захрапев, отпрянул назад, а Мишка дико заорал:

— Чё смеяться-то!.. Вот дам в зубы!..

Но угроза нисколько не подействовала на козла Яшку, жившего с незапамятных времен при пожарной конюшне. Выставив вперед рога, козел готовился продолжать атаку.

— Пошел, пошел,— задрыгал ногами Мишка, разобрав наконец, с кем имеет дело.— Я тебе покажу! Я тебе всю бороду повыдираю!.. я...

В это время с улицы донесся звук трубы. Услышав его, Яшка замер, а Мишка на четвереньках юркнул в денник и схватил стоявшую там метлу. Очевидно, ее-то рогатый разбойник знал хорошо. Замемекав тоненьким голоском, он испуганно затряс бородой... и спрятался за ларь с овсом...

Из-за непредвиденной схватки Мишка привел коня в депо с опозданием. Пожарные уже уехали, и караульный собирался запирать по порядку все ворота. Выученный конь сам подбежал к знакомой упряжке и сунул голову в хомут. С остальной процедурой Мишка справился за минуту и, чуть не сбив с ног караульного, ринулся на своей бочке догонять обоз, который в клубах пыли только что свернул за польский костел.

На пути пожарных улицы оживали, прохожие устремлялись вслед за линейками и бочками и что-то кричали. Впереди мчалась пролетка брандмейстера. Вплотную за ней с оглушительным грохотом следовал коннолинеечный ход с топорниками. За спиной старшего кучера Давыда Часова стоял Фалеев, а сбоку, обхватив правой рукой древко развевающегося зеленого флага с черным шаром и крестом, возвышался Виталий Ермолович. В левой руке у него была кавалерийская труба с кистями, в которую он ежеминутно трубил. Трубе перебором вторили бубенцы и колокольчики, прикрепленные к дуге коренника и хомутам пристяжных.

За коннолинеечным ходом спешила новая тройка, коннобагровый ход. Эта тройка везла пожарных с баграми и лестницами. От коннобагрового хода старался не отставать специальный рукавный возок, а на некотором расстоянии от рукавного возка тарахтели пароконные красные повозки с серо-голубыми бочками и насосами. Мишкина же бочка была всего на двух колесах, и, кроме кучера, никаких иных людей здесь не полагалось.

Около Сенной площади обоз ждал вестовой Сергей Иванов, он уже точно знал, где горит. Телефонов в городе было мало, да и почти все они обслуживали центр, поэтому сообщение о пожаре по телефону поступало редко. За вестовым закреплялся самый лучший конь в части. И Сергей Иванов верхом скакал первым к месту, где по наблюдениям каланчового вырывался огонь.