Приключения, почерпнутые из моря житейского
Шрифт:
Вот в один прекрасный день, уже перед вечером, ехал Дорофей из одной деревни в другую, в тележке, сам правил, ехал он через лес, заключавший в себе нашу забытую судьбой, оставленную людьми и роком преследуемую героиню Саломею,
Вдруг слышит он чей-то голос.
Дорофей вздрогнул, подумал – не леший ли?
Он подогнал было конька; но близ его раздалось в стороне: «Постой, постой, добрый человек!»
Он было хотел еще придать рыси коньку; но вдруг видит бегущую к нему крестьянку. Дорофей
«Это, – думал он, – не леший; это какой-то славный леший!…»
– Что тебе, моя милая?
– Добрый человек, вывези меня из лесу, – проговорила задыхаясь Саломея.
– Что, заблудилась, верно? Пожалуй, изволь, лебедка, садись.
– Ты ошибаешься, мой милый, я не крестьянка, – произнесла вдруг с достоинством Саломея; затронутая слишком ласковым голосом Дорофея, – я ехала на поклоненье в Киев… меня ограбили разбойники, оставили мне только крестьянское платье…
Дорофей посмотрел на нее недоверчиво; но наружность, взгляд и голос Саломеи, казалось, убедили его, что это действительно должна быть барыня, а не крестьянка.
– Извольте, я довезу, – сказал Дорофей, – наша деревня | отсюда недалеко; а вы откуда же ехали в Киев?
– Из Москвы.
– Там наш барин живет, – сказал Дорофей, – так, стало быть, вы знаете Александра Ивановича Брусницкого?
– Нет, не знаю.
– Как же это, не знаете Александра Ивановича Брусницкого, да его кто не знает, ведь он со всеми господами знаком.
Саломея молчала. Дорофей посмотрел на нее и моргнул глазом.
– Александра Ивановича нельзя не знать.
Проехав версты три, Дорофей приостановился подле корчмы.
– Я забегу только напиться, – сказал он.
– Спроси, пожалуйста, и мне воды: у меня страшная жажда, – проговорила Саломея.
Дорофей отправился в корчму, выпил там известную меру, взял копченых сельдей и булку и вынес напиться Саломее.
– Дай мне кусочек хлеба, – сказала она дорогой.
Дорофей, уплетая селедку и булку, возбудил в ней голод.
– Изволь… извольте, – сказал Дорофей, отняв от рта булку и разломив оставшийся кусок пополам.
Саломея поднесла ко рту, но с отвращением поморщилась и не стала есть хлеба: он заражен был водкой.
– Э, да ты… вы, барыня, брезгаете, сударыня?
Саломея ничего не отвечала.
– Ну, как изволите… Ну, ты, сивая! пошла! Приедем домой, чем угодно накормлю, у нас все есть… суп сварим, пожалуй… вот уж недалеко… тут будет корчма… да вот она… а тут, версты две, и деревня Александра Ивановича… Пррр! стой! Не прикажете ли тут булочку взять? тут славные булки… я возьму… а может напиться не угодно ли?
И с этими словами Дорофей остановил коня и побежал в корчму. Выпил известную пропорцию водки, взял булку и вынес воды Саломее.
– Изволь… извольте.
– Благодарствуй,
– Ну, булочки, – говорил он, – я не кусал, ей-богу… Ну, честь приложена… а… Ну! собака! пошел! близко!
И Дорофей начал жарить лошадь кнутом. Сивая понесла во всю прыть, тележка по неровной дороге запрыгала, Саломею бросало во все стороны; бледная и трепещущая, она вскрикивала на всяком скачке тележки.
– Прокачу! – кричал Дорофей, – прокачу! небойсь! ничего! Эх ты, сивая!
– Остановись, остановись! ай!
– Ничего!… вот она, и наша корчма!
Около корчмы стояла толпа мужиков; все они по проезде Дорофея Игнатьича сняли шляпы и поклонились.
– Гей, староста! – крикнул он, проскакав мимо.
Староста побежал вслед за ним.
Наконец тележка остановилась подле флигеля дряхлого господского дома, миновав развалившийся забор.
– Вот и приехали, – сказал Дорофей. – Эй, Маланья!
Из дверей выбежала старуха крестьянка.
– Помогай, старая карга!… не мне, а вот… барыне-то…
Саломея была почти без памяти, едва переводила дух.
– Ну, что ж ты? – крикнул Дорофей на старуху, которая подошла к тележке и смотрела на Саломею, которая, приклонив голову на руку, безмолвно, неподвижно сидела, отдыхая от испуга.
– Где ж мне ее стащить с телеги-то, ишь, какая грузная! Ноги-то, верно, ей уж не служат!… Слезай, голубушка!
Саломея вздохнула глубоко и с ужасом посмотрела на старуху, на Дорофея и на всё ее окружающее.
– Сударыня, говори!… барыня это, говорю я тебе… Ну, покорно просим!
И Дорофей сам взял за руку Саломею, потянул ее с телеги.
– Оставь, пожалуйста, я сама пойду, – сказала она и сошла с тележки.
– Покорно просим! – проговорил Дорофей, взяв под руку Саломею и едва стоя на ногах.
– Готово что есть, а? ты! тебе говорю! Маланья!
– Ну, что, что прикажешь, Дорофей Игнатьич?
– Отворяй двери!… ну!
Пьяный Дорофей и истомленная Саломея показались старухе не лучше один другого.
– Э-эх! добыл! – бормотала она, – наклюкались!…
Саломея вошла в людскую горницу, которая была пуста, кругом стен лавки, в углу стол, на котором лежало множество бумаг; вправо другой покой с русской печкой, подле стены койка, на лавке самовар, чайник и чашки.
– Самовар ставь, Маланья; покорно просим! Чайком сейчас попотчую…
– О боже мой! – проговорила Саломея, садясь подле I стола и приклонив голову на руки.
– Подай подушечку!… Извольте… если угодно отдохнуть… Ну! живо самовар!… ты что? пошел вон! ты видишь, здесь барыня!