Приключения Родрика Рэндома

Смоллет Тобайас Джордж

— Удивляюсь, как это такой молодой человек, как вы, не проявляет желания испытать фортуну в широком мире! Я был моложе вас, а уже жарился на берегу Гвинеи. Чорт подери! Что мешает вам воспользоваться войной, которую вот-вот мы объявим Испании? Вы легко могли бы поступить на военный корабль помощником морского врача, где у вас, конечно, была бы большая практика и немало шансов получить призовые деньги^{13}.

Я ухватился за это предложение, о котором давно мечтал, и сказал, что с радостью последовал бы его совету, будь это в моей власти, но у меня нет никакой возможности воспользоваться благоприятным случаем, так как у меня нет ни единого друга, который одолжил бы мне немного денег, чтобы я купил все необходимое и оплатил путешествие в Лондон. Крэб сказал

мне, что «необходимого» понадобится очень мало, а что до расходов на путешествие, то он готов ссудить мне денег не только для этой цели, но и для безбедного проживания в Лондоне, пока я не добуду приказ о назначении на борт какого-нибудь корабля. Я принес ему тысячу благодарностей за его любезную готовность (хотя я хорошо понимал его намерение возложить после моего отъезда на меня вину за рождение незаконного ребенка) и спустя две-три недели отправился в Лондон, располагая следующим имуществом: одним костюмом, полудюжиной гофрированных сорочек, таким же количеством простых, двумя парами шерстяных и двумя парами нитяных чулков, ящичком с инструментами, томиком Горация, лечебником Уайзмана^{14} и десятью гинеями, за которые Крэб получил от меня долговую расписку из пяти процентов годовых, а также дал мне письмо к члену парламента от нашего города, которое, по его словам, должно было помочь мне уладить все мои дела.

Глава VIII

Я прибываю в Ньюкесл. — Встречаюсь с моим старым школьным товарищем Стрэпом. — Мы решаем идти пешком в Лондон. — Отправляемся в путь. — Делаем привал в уединенном, трактире. — Испуганы необычайным ночным приключением

В этой стране нет такого способа передвижения, как пассажирский фургон, а мои средства не позволяли мне нанять верховую лошадь, и потому я решил присоединиться к возчикам, перевозящим товары вьюками на лошадях из города в город. Этот план я привел в исполнение в первый день ноября 1739 года, усевшись в седло между двумя корзинами, в одной из которых находился мешок с моими пожитками, но когда мы прибыли в Ньюкесл на Тайне, я был так утомлен длительным путешествием и так окоченел от холода, что положил закончить путь пешком, только бы не продолжать его столь тягостным образом.

Конюх на постоялом дворе, где мы остановились, узнав, что я направляюсь в Лондон, посоветовал мне плыть на угольщике, что будет и быстро, и дешево, и, во всяком случае, гораздо легче, чем итти пешком в гору по глухим дорогам в зимнее время, — переход, на который, по его мнению, у меня не хватит сил. Я уже склонялся последовать его совету, но зашел как-то побриться в цырюльню, где молодой человек, намыливая мне лицо, обратился вдруг ко мне с такими словами:

— Мне кажется, вы шотландец, сэр… Я не отрицал этого.

— Из какой части Шотландии? — продолжал он.

Едва успел я ответить, как он пришел в крайнее возбуждение и, не ограничиваясь одним подбородком и верхней губкой, намылил мне в великом волнении всю физиономию. Я был столь возмущен этим обилием мыла, что, вскочив, спросил его, какого чорта он со мной так обращается; он попросил прощения, объяснив, что радость при встрече с земляком привела его в замешательство, и с жаром спросил, как меня зовут. Когда же я объявил ему, что моя фамилия Рэндом, он воскликнул в восторге:

— Как? Рори Рзндом?

— Он самый, — ответил я, взирая на него с изумлением.
–

— Да неужто вы забыли вашего старого школьного товарища Хью Стрэпа?

Сразу узнав его, я бросился ему в объятия и под наплывом чувств вернул ему половину мыльной пены, которую он с такой щедростью налепил на мое лицо; у нас был очень комический вид, и мы весьма развеселили его хозяина и подмастерьев, бывших свидетелями этой сцены. Когда мы покончили с поцелуями, я снова уселся бриться, но от этой неожиданной встречи у бедняги в такой мере расходились нервы, что он едва мог держать в руке бритву, хотя и ухитрился справиться со своим делом в три приема, порезав меня, однако, в трех местах. Видя такой непорядок, хозяин приказал другому подмастерью заменить его и по окончании сей операции разрешил Стрэпу провести остаток дня со мной.

Мы тотчас отправились на постоялый двор, где, потребовав пива, я выразил желание

узнать о его приключениях, которые заключались в том, что после смерти своего прежнего хозяина, умершего до истечения срока его обучения, он примерно год назад приехал в Ньюкесл в надежде на поденную работу вместе с тремя знакомыми парнями, работавшими на угольщике; ему посчастливилось попасть к доброму хозяину, у которого он намерен остаться до весны, а весной отправиться в Лондон, где, он уверен, ему повезет. Когда я сообщил ему о моем положении и о планах, он не одобрил их ввиду опасности морского путешествия и коварности ветра в зимнюю пору да еще вдоль этого побережья, предполагая, что это может задержать меня на долгое время к великому ущербу для моего кармана. Но ежели я решусь двигаться дальше сушей, он готов сопутствовать мне и нести всю дорогу мои пожитки, случись же нам устать до конца путешествия, нетрудно было бы найти либо порожние повозки, либо лошадей, возвращающихся в Лондон, которыми мы могли бы воспользоваться за ничтожную плату. Я был чрезвычайно обрадован этим предложением, дружески обнял его и объявил, что мой кошелек в его распоряжении до последнего фартинга, но он дал мне понять, что накопил достаточно денег для своих нужд, а в Лондоне есть у него приятель, который не преминет ему помочь в столице пристроиться к делу и, может случиться, окажется полезным даже для меня.

Порешив на этом и уладив в тот же вечер наши дела, мы на рассвете пустились в путь, вооруженные крепкими дубинками (мой спутник был нагружен мешком с нашим добром), а деньги мы зашили в пояс штанов, оставив лишь немного серебра для дорожных расходов.

Весь день мы шли ровным шагом, но, не зная дороги, были застигнуты сумерками на большом расстоянии от постоялого двора, и нам пришлось сделать привал в маленьком дрянном трактире, который находился на отлете, в полумиле от большой дороги. Здесь мы нашли коробейника из наших краев и перед уютным камельком подкрепились копченой грудинкой, яйцами и стаканом доброго эля, дружелюбно беседуя с хозяином и его дочерью, цветущей, проворной девицей, весело с нами шутившей, чью благосклонность, как мне казалось, я начал завоевывать.

Часов в восемь нас всех троих, по нашему желанию, проводили в комнату с двумя кроватями; на одной из них расположились мы со Стрэпом, а другую занял коробейник, который предварительно долго импровизировал молитвы, обыскивал все углы комнаты и, наконец, укрепил дверь изнутри крепким железным болтом, всегда находившимся при нем для этой цели.

До полуночи я крепко спал, как вдруг почувствовал, что кровать подо мной непрерывно трясется; потревоженный этим необычным явлением, я толкнул моего соседа, который, к большому моему удивлению, был весь в поту и дрожал с головы до ног. Стрэп сказал мне тихо и заикаясь, что мы погибли, потому что в соседней комнате находится отчаянный разбойник с большой дороги, вооруженный пистолетами; попросив меня как можно меньше шуметь, он показал мне щелку в перегородке, и я увидел коренастого дюжего парня со зверской физиономией, сидевшего с нашей молодой хозяйкой за столом перед бутылкой эля и парой пистолетов. Я навострил уши и услышал, как он говорит страшным голосом:

— Будь проклят этот сукин сын кучер Смэк! Нечего сказать, хорошую штуку он со мной выкинул! Но провалиться мне сквозь землю, если я не заставлю его раскаяться! Я проучу этого негодяя! Он осведомляет других, когда работает со мной.

Наша хозяйка пыталась умиротворить этого кровожадного грабителя, высказывая предположение, что он ошибается в Смэке, который, возможно, не имел никаких сношений с джентльменом, ограбившим карету, а если сегодня нашего разбойника постигла неудача, то скоро ему представится случай вознаградить себя за напрасный труд.

— Вот что я тебе скажу, милая Бет, — отозвался тот: — никогда у меня не было такой славной добычи, какую я прозевал сегодня, да никогда и не будет, пока зовут меня Райфл… Проклятие! Там было четыреста фунтов наличными для вербовки людей на королевскую службу, а к тому же у пассажиров — драгоценности, часы, шпаги и деньги… Была бы мне удача, я бы скрылся со всем этим добром, купил бы патент в армии, а тебя бы, девчонка, сделал офицерской женой!

— Ну что ж, такова воля провидения! — воскликнула Бетти. — Так-таки ничего тебе не досталось, что бы стоило взять после других джентльменов?