Приключения рыжей попаданки
Шрифт:
Когда мы одевались после душа, санитары расхаживали вокруг нас, опять грубо шутили, могли ухватить за мягкое место или больно ущипнуть. Для них все это было веселым развлечением, и плевать этим мужланам было на то, что каждая из нас думала и чувствовала в этот момент.
Я боялась, что не выйду из клиники до того, как мой мозг перестанет работать как прежде. Как бы я не старалась не пить таблетки, время от времени мне ставили уколы, и тогда я лежала без сил, как физических, так и эмоциональных.
Понимала ли я тогда, что реально
Каждый вечер, перед тем, как заснуть мы с Лиззи обсуждали планы побега. Иногда они были просто фантастическими, как например, взятие нашей клиники в заложники инопланетянами, иногда вполне, как нам казалось реальными. Нас веселили и успокаивали эти разговоры, это было вроде сериала на ночь– посмотрел новую серию и спать.
Свидания в клинике были крайне редкими. К некоторым пациентам никто и не приезжал, о них предпочли забыть, вычеркнуть, как неприятное воспоминание из своей жизни.
К кому-то приезжали родственники. Чаще всего это были родители, реже дети, совсем редко мужья и жены. Браки с пациентами таких больниц было легко расторгнуть, и большинство супругов спешили это сделать.
Как-то в нашу палату заглянул санитар и ткнул в меня пальцем:
— Рыжая, поторопись, к тебе пришли.
Я поспешила за санитаром, который успел шлепнуть меня по попе и пообещать, что как-нибудь в ночную смену он мной займется, затем он громко загоготал и втолкнул меня в комнату для посещений, крикнув, что у меня только полчаса на все разговоры.
Войдя в комнату, в центре который стоял железный стол, я увидела, сидящего за этим столом Моисея…
Он тоже изменился. Мне показалось, что он немного постарел и как будто бы стал ниже ростом. Моисей перестал подкрашивать свои черные волосы, на которых теперь отчетливо проступила седина, глаза его слезились, а руки тряслись, когда он сжал мои ладони:
— Боже, Агнесс, мы так долго тебя искали, как ты? Вы с Камилем так внезапно исчезли… Я пришел к тебе, а никого нет, да… Никто ничего не видел, вы будто испарились, я уж было подумал, что вы вернулись в свой мир, да…
Потом я нашел мамины тетради, мы с Мартой прочитали их и поняли, что ты часть нашей семьи…
Мы плакали вдвоем с Моисеем и слезы уже ручьем текли по нашим щекам,
— Марта побежала к Бернарду… Спасибо ему, он поднял на уши всех, кого мог, да… Мы проверили морги, больницы, даже тюрьмы. И вот вышли на твой след, который привел меня сюда, — Моисей схватил меня за руку, — Агнесс, скажи, как тебе помочь?
— Моисей, дорогой, как же я рада тебе! Ты один из немногих, кто дает мне веру в людей… Появился святейшество, упрятал меня сюда, Камиля отправил к его матери, а главное, этот злодей забрал моего ребенка…
Я не могла сдерживать слезы,
— Потом я расскажу все подробно… Послушай, Моисей, в коттедже, в спальне стоит комод, там есть потайной ящик и в этом ящике
За дверью послышались шаги и смех санитаров. Оглянувшись, я торопливо продолжила:
— Пожалуйста, кроме тебя, мне не на кого надеяться…
Моисей пожал мою руку и сказал:
— Я сделаю все, что в моих силах, и даже больше того. Потерпи, Агата, потерпи немного…
Меня повели по коридору в палату. Я шла и вспоминала каждое слово, произнесенное Моисеем…
Я потерплю…
Чего-чего, а ждать я научилась.
Глава 48
Жизнь в нашей обители текла грустно и тоскливо.
Каждое утро нас поили таблетками и пилюлями, кормили ужасной похлебкой, вместо компота в пластиковые стаканы нам наливали странную, чуть сладковатую жидкость, было похоже, что кастрюлю после нормального компота сполоснули, но воду эту не вылили, а разлили в стаканы и выдали пациентам.
Мне было непонятно, почему нельзя сварить хотя бы какой-нибудь постный суп с перловкой, который пусть и не вкусен, но хотя бы не противен? Может быть, это являлось одним из секретов нашего выздоровления? Нас ежедневно и ежечасно унижали, заставляя забыть о нашей нравственности, да что там нравственности! О стыде тоже!
Я надеялась, что Моисей все же найдет способ помочь мне, не тот он был человек, чтобы бросать слова на ветер. Но день шел за днем, а ничего не менялось. Я опять начала впадать в отчаяние, думая, что у Моисея ничего не вышло, что у него нет таких связей, чтобы вытащить меня из этого жуткого места.
Отвернувшись к стене, я часами лежала на своей убогой койке, и размышляла о том, не начать ли мне принимать пилюли, чтобы окончательно выпасть из этого мира? Или выпить разом все, что я припрятала глубоко в матрасе?
Лиззи пыталась расшевелить меня, рассказывала всякие истории о своем детстве, о сестре, которая жила сейчас далеко и навещала Лиззи только два раза в год.
По вечерам мне уже не хотелось обсуждать планы нашего побега и как мы заживем на воле, все это мне казалось бессмысленным и глупым.
Иногда я думала о своем малыше… Что с ним стало? Не обижает ли его Адам? Кто у меня должен был родиться — мальчик или девочка? Я закрывала глаза и пыталась представить — какой он, мой ребенок? Какие у него волосы — черные, как у Дастина или рыжие, как у меня? Какие глаза? Но как бы я не старалась, у меня получался очень расплывчатый образ…
В один из таких тоскливых дней меня вызвали к доктору и тот объявил, что завтра утром меня перевезут в другую лечебницу:
— Вас переводят в клинику, где испытывают самые современные методы лечения, — сказал врач. — Больница та очень хорошая, вокруг нее есть даже парк, где больные могут гулять ежедневно, надеюсь, что там вам сумеют помочь.