Приключения рыжей попаданки
Шрифт:
Я ошарашенно посмотрела на доктора:
— Но, доктор, по моему мне уже и так гораздо лучше! Я вполне могу жить дома и принимать назначенные мне препараты самостоятельно! Зачем мне находиться в лечебнице?
Врач нетерпеливо постучал карандашом по столу:
— Пока вы не готовы к тому, чтобы жить самостоятельно, но мы делаем все, чтобы приблизить этот момент. — Он встал, давая мне понять, что наш разговор закончен.
Я шагала в палату и мучительно думала — что происходит? Адам опять вмешался в мою судьбу? Доктора и впрямь решили отправить меня куда подальше или это Моисей предпринимает
Вернувшись в палату, я сразу же рассказала Лиззи о том, что уже завтра меня увезут в другую лечебницу.
Мы с ней обнялись и заплакали. Лиззи утерла слезы и сказала:
— Агата, может тебе там и вправду будет лучше… Во всяком случае, ты сможешь гулять, кто знает, вдруг ты даже сумеешь сбежать. Запомни на всякий случай адрес моей сестры, вдруг пригодится… Она хоть и шебутная тетка, да и грубоватая порой, но всегда поможет и вопросов лишних не станет задавать.
Лиззи заставила меня выучить адрес ее сестры и взяла с меня обещание в случае моего освобождения, побывать у Аны, так звали ее сестру, или хотя бы написать ей.
Из своего угла вышла старуха с татуировками и подошла ко мне. Она внимательно посмотрела на меня выцветшими глазами, приложила свою сморщенную, похожую на сухую ветку, руку к моему лбу, и сказала низким хрипловатым голосом:
— Не бойся, скво, ты уже прошла много дорог, и пройдешь еще больше, и путь твой, хоть и труден, но приведет тебя к дому. Ты найдешь своего мальчика, и когда он вырастет и развернет свои крылья, ты будешь им гордиться. А сюда ты никогда уже не вернешься…
Старуха опустила руку и вернулась на свое обычное место, где опять начала тихо напевать странные песни.
Мы с Лиззи переглянулись. Впервые мы услышали, как эта древняя старуха разговаривает.
Лиззи спросила:
— О каком мальчике она говорила?
Я неопределенно пожала плечами.
Сердце мое забилось сильнее — она сказала, что я найду мальчика! Как же мне хочется, чтобы это было правдой…
Всю ночь мы тихо перешептывались с Лиззи, обещали друг другу, что будем пытаться выбраться на свободу, и возможно, что когда-нибудь мы снова встретимся.
— Сначала мы пойдем в кино, а потом в кафе, купим бутылку шампанского, нет, лучше виски, и будем пить, есть разные вкусности и рассказывать анекдоты, — мечтательно сказала Лиззи и мы с ней невесело рассмеялись.
Утром за мной пришел санитар, у него в руках была папка с моей историей “болезни”, он подмигнул мне:
— Собирайся, красавица, карета подана.
Я обняла Лиззи, окинула палату последним взглядом и вышла в коридор.
Первый раз за много месяцев, я покинула здание больницы. Свежий воздух сразу опьянил меня, уже наступила осень — только осень можно так пахнуть свежестью, прелыми листьями, и дождем одновременно.
Меня усадили в небольшой фургон. Передняя его часть, та, где сидел водитель и сопровождающий меня санитар, отделялась от задней пассажирской части решеткой.
Я села на сидение и спросила водителя, долго ли нам придется ехать.
Водитель ответил, что около четырех часов. Санитар гоготнул и сказал:
— Может
Закрыв глаза, я пыталась не слушать бесконечную болтовню санитара, который рассказывал о своих подвигах и при этом громко хохотал. Наконец водитель включил музыку и санитар захрапел.
Мы ехали уже, наверное, больше часа, как вдруг фургон резко затормозил. Я чуть не упала с сиденья, водитель выругался, санитар что-то забормотал, а потом открыл дверцу и вышел из фургона.
Я не могла ничего видеть, окон рядом со мной не было, были слышны только какие-то громкие голоса. Вот задние дверцы фургона открылись и санитар громко сказал:
— Вот пациентка, которую мы везем в клинику, она может быть буйной, так что вы полегче с ней, это самое…
В фургон заглянул человек, в каске и бронежилете, на лице у него была маска, так что были видны только его глаза, в руках он держал автомат. Незнакомец взглянул на меня, затем резко бросил:
— Выведите ее. Нам нужно осмотреть фургон.
Санитар принялся было спорить, но из бронированной машины, перегородившей дорогу нашему фургону, вышел второй человек, одетый в такую же форму, но чуть ниже ростом, чем первый. Однако автомат он держал также уверенно. Тут санитар умолк и подчинился.
Меня вывели из фургона, водителю пришлось тоже выйти, он полез во внутренний карман за документами, а я смотрела не мигая в глаза первому автоматчику и глаза эти были до боли мне знакомы…
Вдруг первый человек вскинул автомат и приказал санитару с водителем поднять руки. Те в недоумении переглянулись, когда автоматчик повторил приказ и для убедительности щелкнул затвором. Санитар и водитель, бледные, словно сама смерть, подняли руки — и пока первый автоматчик держал их на мушке, второй связал обоих моих мучителей, заклеил им рты скотчем и затолкал в фургон. А потом прыгнул за руль и повел машину в придорожный лес.
Я не шевелясь смотрела на происходящее и боялась поверить, что все происходит наяву…
Вот мой спаситель снимает шлем, спускает маску и я вижу родное лицо Дастина, который смотрит на меня своими глубокими синими глазами и улыбается во весь рот…
Из леса, запыхавшись прибежал второй мужчина. Когда он стянул маску, оказалось, что то был Бернар! Я зарыдала и повисла на шее Дастина, который подхватил меня и буквально занес в большую темную бронированную машину, за рулем которой сидел улыбающийся Моисей:
— Ну что вперед?
— Только вперед, — сказал Дастин и мы с бешенной скоростью понеслись по шоссе…
Эпилог
Мы сидим на веранде нашего просторного бунгало. Если чуть вытянуть голову, то можно увидеть, как океан ласково набегает на белый песок, словно дразня его.
Мои родные люди рядом со мной. Марта о чем-то воркует с Бернаром, Моисей и Луи спорят о том, на какую наживку лучше клюнет рыба и чей улов будет больше на утренней рыбалке. Патрисия и Памела загорают, лежа в шезлонгах, подставив солнцу свои уже порозовевшие лица. Бенедикт лежит в самом укромном уголке террасы на циновке — он не любит солнце.