Приключения Семена Поташова, молодого помора из Нюхотской волостки
Шрифт:
В тот же вечер у Терентия Поташова начался тяжелый припадок. К ночи ему стало совсем плохо. Привели причитать неграмотную бабку и снова послали за колдуном на Кунопачий плес. Во всех горницах затеплили лампадки и, где только могли, налепили зажженные свечки. Евпраксея не один раз обошла с кадильницей весь дом. В горницах стояла страшная духота; к крыльцу стали собираться жители Волостки.
Терентий Поташов понял, что на этот раз приходит ему конец. «Попа ко мне!.. Попа ко мне ведите!..» — закричал он.
Поп Иннокентий,
Собравшиеся за дверью старались услышать, что бормочет умирающий. Тут были Евпраксея, Анна и другие раскольники, а также Кирилл, Гришка Гореликов, его жена и их пособники. Все интересовались ключом и долговой книгой, — предварительное обследование показало, что вещи эти где-то подле умирающего.
Терентий Поташов начал говорить громко, словно ему хотелось, чтобы о его грехах узнало как можно больше людей. Подслушивавшие старались не пропустить ни одного слова, — может быть, умирающий скажет что-либо и про них.
Самым тяжелым своим грехом Терентий Поташов считал, что связался с раскольниками. Виновата его сестра Евпраксея, вовлекшая его в это бесовское сборище.
При этих словах одутловатое лицо раскольничьей начетчицы сперва побледнело, потом пошло багровыми пятнами. А Терентий Поташов, возвышая голос, просил попа «искоренить в Волостке раскольничье наваждение...»
«Лучший промышленник» стал припоминать и другие грехи. Первый раз у него появилось много денег, когда он обобрал товарищей по промыслу; после этого узнал, что порешили человека, но не донес... Нет, сам он в этом не принимал участия, даже не помогал выкидывать в море, а только получил свою долю за молчание... Каждый год он заносит имя этого человека в поминание... Начав снаряжать суда на промысел, многих людей разорил, пустил по миру... Еще больше людей обманул во время торговли... Было одно такое, что мучило его больше всего: убитую он зарыл выше падуна... Там растет сосна... Крест там надобно поставить, а то душа убитой не найдет на том свете покоя...
Терентий Поташов дошел до книги, где у него были записаны долги односельчан... «Дьявольская эта книга, — закричал он, — в огонь ее, в огонь...» Умирающий боялся, что с этой книгой его не впустят в царствие небесное.
Евпраксея слушала ни жива ни мертва. Она знала, что брат не безгрешен, но такого не ожидала. «Оговаривает себя, оговаривает», — шептала она так, чтобы слышали другие.
Наконец поп Иннокентий начал читать «отходную». Терентий Поташов приподнялся, вскрикнул и свалился навзничь. Все кинулись в горницу.
Но умирающий снова приподнялся, оглядел собравшихся и вдруг озлобился: «Изверги, — прохрипел он, — терзать меня пришли, рвать мое тело... Но души вам моей не взять!..»
И показал язык.
Обессилев, он свалился на подушку. Полежав немного, повернулся к собравшимся, тихо спросил: «Ждете, пока не подохну?.. Все расхватать хотите?»
Затем закричал полным голосом:
— Ничего у меня нет, все покидал в море!.. Нищий я, нищий у меня я!.. Ничего больше нет!..
И после этого забился в судорогах. Едва только Терентий Поташов испустил
Разделавшись с Евпраксеей, Кирилл кинулся за Анной. Настиг он ее на верхней площадке лестницы. Анна яростно защищалась. Кирилл сбил ее с ног, и Анна покатилась по лестнице. С невероятным топотом, от которого затрясся весь дом, Кирилл сбежал за ней. Анна лежала без памяти: она ударилась головой о перила. С трудом разжав ее пальцы, Кирилл завладел ключом. Отдуваясь, он поднялся по лестнице.
В это время в горнице водворился порядок — люди совестились покойника. Распоряжалась жена Гришки Гореликова, а Евпраксея лежала на полу, уткнувшись лицом в скомканный половик.
Вернувшись в горницу с разорванным воротом и исцарапанным лицом, Кирилл опустился на место, где всегда сидел «лучший промышленник». Сразу он не мог отдышаться. Жена Гришки Гореликова хлопотливо подала ему жбан с квасом, приготовленный еще покойному.
Кирилл одним духом выпил квас, и ему стало легче. В это время с долговой книгой в руках появился Гришка Гореликов. Он собирался незаметно пройти мимо, но Кирилл увидел его, и Гришке пришлось отдать книгу.
Кирилл положил книгу на колени и отерся полотенцем; ключ у него был зажат в руке. Затем он огляделся. Свечи и лампадки освещали лицо покойника, казавшееся совершенно черным. В изголовье стоял поп Иннокентий, так и не успевший что-либо захватить, а рядом — Гришка, удрученный тем, что не сумел украсть даже книгу. Жена Гришки выпроваживала из дома лишних людей, а из угла доносилось приглушенное всхлипывание Евпраксеи, переставшей быть хозяйкой в своем доме.
Посреди горницы, у стола, сидел Кирилл Поташов, удивительно походивший на своего отца.
Хозяйством в доме Кирилла Поташова заправляла теперь жена Гришки Гореликова. Евпраксея пыталась этому помешать, но Кирилл пригрозил, что выгонит тетку из дома. Евпраксея сперва смирилась, затем, сумев кое-что прихватить, скрылась вместе с сестрой в одном из скитов. Хозяйственную и подвижную Анну трудно было узнать: ударившись о перила, она потеряла разум. В скиту ее почитали блаженной, прислушиваясь к тому, что она бормочет. Считалось, что «сам бог вещает ее устами».
Помощь от Терентия Поташова прекратилась, и Кирилл потребовал от матери Дарьи выплаты долга. Призвали попа Иннокентия, который подтвердил, что она сама ставила кресты... Мать Дарьи этого не отрицала, но выплатить долг ей было нечем.
Тогда к ней снова начала ходить жена Гришки Гореликова. Она сулила матери Дарьи всяческое благополучие, если девушку отдадут за Кирилла. Как-то она обронила: «Сказывают, что покойный спровадил Семена на таком судне, какое и до Новой Земли не дойдет, потонет». Это услышала Дарья и не могла после этого найти себе места. А ее мать довели до такого состояния, что она вынуждена была дать согласие.