Приключения Тома Бомбадила и другие истории
Шрифт:
В Хэме считали, что фермер удостоился высокой чести и рыцарское звание теперь — дело решенное. Мельник откровенно завидовал Джайлзу.
— Друг Эгидиус, — говорил он, — ты идешь в гору. Не уверен, узнаешь ли ты нас по возвращении.
— А может быть, он вообще не вернется, — не преминул вставить кузнец.
Фермер не на шутку рассердился:
— Типун тебе на язык, старая образина! Плевал я на честь! А коли вернусь, так и мельнику буду рад. Сейчас одно утешение — хоть недолго, да отдохну от вас обоих.
С этими словами он повернулся и ушел.
От короля, к сожалению, не отвертеться, как от деревенских соседей. Ягнята — не ягнята, вспахано — не вспахано, хороший удой или плохой — полезай
— Ты, надеюсь, запасся крепкой веревкой? — спросил он.
— Для чего? Чтоб повеситься?
— Придет же такое в голову! Мне кажется, мастер Эгидиус, ты должен поверить в свою удачу. А вот длинную веревку возьми с собой непременно. Она тебе пригодится, если меня не обманывает предчувствие. Ну, а теперь прощай и возвращайся целым и невредимым.
— Да, уж могу себе представить, в каком виде я застану дом и ферму. Проклятые драконы! Житья от них нет!
Смотав веревку, Джайлз запихал ее в сумку, привязанную к седлу, взобрался на кобылу и тронулся в путь.
На сей раз он не взял с собой пса. Тот, правда, все утро не показывался, но, как только уехал хозяин, прокрался в дом и лег. Ночью он принялся громко выть, получил за это трепку, но воя не прекратил.
— На помощь! На помощь! Не видать мне больше дорогого хозяина! Такого свирепого! Такого прекрасного! Лучше бы я пошел вместе с ним!
Жена фермера не выдержала:
— Я с тебя шкуру спущу, еще до того как вернется хозяин! Прекрати сейчас же!
— Это плохая примета, — поспешил радостно объявить кузнец, как только заслышал собачий вой.
Между тем шли дни, а фермера не было ни слуху ни духу.
— Вестей нет, значит, плохи дела, — говорил кузнец и тут же начинал насвистывать веселый мотив.
Когда усталый и покрытый дорожной пылью Джайлз наконец добрался до королевского двора, рыцари в сверкающих кольчугах и металлических шлемах стояли наготове, каждый возле своего коня. Они были сильно раздражены призывом короля и участием Джайлза в походе и теперь настаивали на точном исполнении приказа — то есть ждали Джайлза, чтобы тут же тронуться в путь. Джайлз едва успел промочить глотку и проглотить кусок хлеба, как уже снова сидел в седле. Кобыла была оскорблена. К счастью, она не могла выразить словами все то, что она думала о короле, — речь ее сочли бы крайне непочтительной.
День был уже на исходе. «Поздновато начинать драконью охоту»,— подумал Джайлз. Опасения его, однако, были напрасны — отряд двигался черепашьим шагом. Теперь, когда королевский двор остался позади, торопиться было некуда. Рыцари ехали не спеша — беспорядочной вереницей тянулись за ними оруженосцы, слуги, кони с перекинутыми через спину тюками. Позади всей процессии на своей усталой кляче трусил фермер Джайлз.
Как только стемнело, все спешились и разбили лагерь. Никто не подумал позаботиться об ужине для фермера, и ему достались лишь жалкие крохи. Кобыла, которая была вне себя от негодования, отреклась от своей верности дому Августа Бонифация.
Они ехали весь следующий день и затем еще день. На третьи сутки вдали замаячили неясные очертания каких-то неприютных гор. Спустя короткое время охотники достигли местности, где власть Августа Бонифация признавалась далеко не всеми. Здесь они двигались, соблюдая осторожность и стараясь держаться поближе друг к другу.
На четвертый день они добрались до Диких Холмов и границы подозрительных земель, где, как принято было считать, водились мифические существа. Один из рыцарей, едущий впереди, неожиданно наткнулся на чьи-то странные следы на песке, неподалеку от ручья. Тотчас же позвали фермера.
— Что это такое, мастер Эгидиус? — спросили его.
— Драконьи метки, — ответил
— Тогда веди нас сам, — тут же предложили рыцари.
Они повернули на запад, и фермер Джайлз теперь возглавлял отряд. Колечки на его кожаной кольчуге непрерывно позвякивали, но теперь их не было слышно, так как рыцари смеялись и болтали, а сопровождавший их менестрель пел героическую песню. Время от времени все дружно подхватывали припев. Рыцари приободрились, так как это была хорошая старинная песня, которую сложили в далеком прошлом, когда битвы случались гораздо чаще, чем турниры. Но, несмотря на это, поведение рыцарей вряд ли было разумным, поскольку все обитатели страны теперь знали об их приближении. Во всех пещерах на Западе драконы навострили уши, а это означало, что упущен был последний шанс застать Хризофилакса спящим.
На сей раз судьба (впрочем, не исключено, что не судьба, а фермерская кобыла) распорядилась весьма странным образом — как только они въехали под сень мрачных гор, кобыла охромела. Теперь они карабкались по крутым каменистым тропкам, с трудом одолевая все новые и новые подъемы. Тревога охватила душу фермера. Кобыла понемногу начала отставать, ежеминутно спотыкаясь и припадая на одну ногу, пока не очутилась в арьергарде. Во всем ее облике при этом было столько терпеливой покорности и грусти, что фермер, не выдержав, слез на землю и двинулся дальше пешком. Вскоре они оказались в самом хвосте отряда, позади вьючных лошадей. Но этого никто не заметил. Рыцари были поглощены обсуждением чинов и этикета, и внимание их было полностью отвлечено. Иначе они бы заметили, что количество драконьих следов резко возросло и теперь они были отчетливо видны. Отряд как раз проходил места, где Хризофилакс часто прогуливался, чтобы поразмяться, или приземлялся после каждодневных тренировочных полетов. Невысокие холмы и склоны по обе стороны тропинки были во многих местах сожжены и вытоптаны. Трава осталась лишь кое-где, а скрученные обугленные стебли вереска и утесника чернели среди белесых пятен усеянной пеплом земли. Этот район издавна служил Хризофилаксу площадкой для игр. Впереди, прямо перед ними, маячила мрачная громада гор.
Фермер Джайлз был сильно обеспокоен поведением своей кобылы, хотя и рад, что это избавило его от необходимости торчать все время на виду. Ему не доставляло ни малейшего удовольствия возглавлять кавалькаду в этих унылых, зловещих местах. Как затем показали обстоятельства, он должен был благодарить судьбу (и, соответственно, свою кобылу), что все сложилось именно так, а не иначе, ибо примерно в полдень, на седьмой день их путешествия, Хвосторуб неожиданно выскочил из ножен, а дракон — из пещеры. Презрев необходимые формальности, дракон бросился в бой без предупреждения. С диким ревом налетел он на отряд. Вдали от родных мест он не выказал себя большим храбрецом, несмотря на свою древнюю царскую родословную. Сейчас, однако, он был преисполнен боевой ярости, защищая сокровища у врат своих владений. Как гроза, с гулом и воем, вылетел он из-за склона горы, в сполохах красных молний.
Спор о чинах и рангах разом оборвался. Испуганные лошади метнулись к обочинам по обе стороны дороги, сбросив часть седоков. Пони с поклажей пустились рысью, за ними слуги — они-то знали, что им по чину полагается спасать собственную шкуру.
Неожиданно дракон выпустил облако удушающего дыма и тут же обрушился на передовую часть отряда. Несколько рыцарей было убито на месте, прежде чем они успели бросить по всем правилам вызов, многие вылетели из седел и в тяжелых доспехах покатились под ноги лошадей. Об остальных позаботились кони — они повернули назад и припустили галопом, унося на спине своих хозяев, хотели те того или нет. Впрочем, вряд ли нашлось бы среди рыцарей много желающих остаться на поле битвы.