Приключения Торпа и Турпа
Шрифт:
— Джон, открой, это мы, — голосил дракон.
Дверь медленно, величественно распахнулась. На пороге стоял литератор, закутанный в клетчатый плед. Голову его украшал безукоризненный цилиндр черного шелка, а в глазу поблескивал монокль.
— О… — удивился он. — Сопер, да ты не один?
— Нас трое, — объяснил Сопер. — Это наши новые жильцы.
— Тогда — добро пожаловать, — провозгласил Джон Кишо. — Входите и располагайтесь, как вам удобно. Знаете, я совершенно не заметил вашего приезда. Я творил. Приношу свои извинения.
Сегодня я написал одно стихотворение, поэму «Джон Кишо в
В комнате великого поэта царил хаос. Предметы самого различного назначения лежали где только можно, в совершенно невообразимых комбинациях. А посреди всего этого развала, в центре комнаты, в очерченном мелом кругу стоял стул.
— Это мое рабочее место, — объяснил Джон Кишо. — Я здесь сижу, держу в руках папку и пишу. Запишу какой-нибудь стишок и думаю: «Ай да Джон Кишо!» Вам налить чаю?
Каждый получил по чашке душистого, крепкого чая, и завязалась интересная беседа. Сыщики долго рассказывали свою историю, то есть историю исчезновения алюминиевых крыш, а поэт сокрушался и радовался тому, что крыша в его, а теперь их доме обычная, черепичная. Потом он спросил, есть ли какие-нибудь подозрения, на что Турп туманно ответил, что следствие располагает всеми необходимыми материалами, и работы ведутся.
— Одно ясно, — заявил следом Торп, — здесь чувствуется работа опытного преступника, а не какого-нибудь мелкого воришки. Мы думали: а не действует ли здесь целая банда? Но где они прячутся, в таком случае? До ближайшего городка — сорок пять миль напрямик, через лес. Но такую уйму алюминия и не пронести через чащобу. Сплавлять по реке? Такой груз не выдержит никакой плот. Я чувствую, что преступники где-то рядом, буквально перед носом, и мы обязательно должны поймать их!
— Какая страшная история! — пробормотал Джон Кишо. — Это большое бедствие для города. Если исчезнут все крыши, то людям негде будет жить. И потом — все достояние нашей местности достанется каким-то ворам?
— Нет, это не обычные воры. Это что-то пострашнее, — сказал Сопер. — Наверное, здесь не обошлось без нечистой силы. Мне это не нравится.
— Пустяки, — махнул рукой поэт, — такие ребята как Торп и Турп справятся с этой задачкой. Я думаю…
Тут совершенно неожиданно, он прервал себя на полуслове, бросился к стулу, схватил папку и начал лихорадочно писать.
— Все, — сказал Сопер. — Это надолго. Он теперь ничего не видит и не слышит. Хоть из пушки под носом стреляй. Пока не допишет стих, в себя не придет. Вот смотрите, — и дракончик принялся усердно корчить Джону Кишо рожи и показывать язык, но тот настолько погрузился в творчество, что даже не поднял головы.
— Видели? — хвастливо воскликнул Сопер. — Вот так всегда. Но запомните одно: когда он находится в таком состоянии, крайне опасно подходить к нему ближе, чем на метр. Для этого он и очертил вокруг себя круг мелом. В качестве ограничителя.
— А что будет, если кто-то пересечет эту границу? — полюбопытствовал Торп.
— Лучше
У сыщиков пробежали мурашки по коже.
— Да, — выдавил наконец Торп, — отрывать поэта от работы — это неблагородно. Не будем мешать, уйдем.
Они аккуратно поставили чашки с недопитым чаем на пол и вышли в коридор.
— Ну, — оглядел явно озадаченных сыщиков Сопер, — а теперь добро пожаловать ко мне! Поднимемся еще выше.
— На чердак, что ли? — простодушно полюбопытствовал Турп.
Дракон не на шутку обиделся.
— Не на чердак, — сказал он дрожащим голосом, — а в мансарду. Да, в чудную мансарду с двумя круглыми окнами. Одно выходит на город, а другое — в лес.
Мансарда и в самом деле оказалась хоть куда. Весь город был, как на ладони, и драгоценные алюминиевые крыши блестели горстью бриллиантов в лучах клонящегося к закату солнца. И с болью в сердце Торп и Турп смотрели на четыре темных квадрата, выпадающих из этого фона, — дома без крыш. Они смотрелись сиротливо и жалобно, как разоренные птичьи гнезда.
— Между прочим! — воскликнул Турп. — Между прочим, это отличный наблюдательный пост!
— Да, — согласился Сопер, развалясь в гамаке, подвешенном между балками, — пост, что и говорить, великолепный.
— Послушай, — спросил его Торп, — а ты не станешь возражать, если мы время от времени будем дежурить здесь с биноклем?
— Валяйте, — махнул крылом Сопер. — Хоть с биноклем, хоть с телескопом, хоть с астролябией. Все веселей.
Он перевернулся на другой бок и указал лапой на второе окно.
— Вы посмотрите туда — вот где красотища-то!
И был прав. Окно выходило в лес, а лес этот был разделен на две части рекой. Левобережная, ближняя к дому сторона, поросла ольхой и березой, а правый берег был мрачным и темным. Сосны и густые разлапистые ели покрывали его. Речка Паутинка, убегая вглубь бора, делилась на притоки, заводи и ручейки и превращалась в таинственную неизведанную Хлябь-Паутину. Кое-где синели болота со стаями диких и кровожадных комаров, кое-где отсвечивали розовым закатом светлые озера с чистым песочком на дне. Даль леса терялась в тумане. Велик и страшен был тот лес в эту пору…
— На эту сторону дома выходит черный ход, — вывел сыщиков из романтического состояния голос Сопера. — Мы сваливаем туда мусор. Сразу возле черного хода — обрыв. И ведет он прямо в лес. Все объедки советую бросать прямо туда. Там живут волки, и они кормятся тем, что мы выбрасываем. Они уже совсем ручными стали, честное слово. Бывало, забудешь вечером выбросить мусор, а они всю ночь воют-голодные…
Дракон пригорюнился, вспоминая бедных волков, и слеза скатилась по его широкому носу. Торп достал из кармана портсигар, вытащил из него две тонкие сигары марки «Монтекки и Капулетти», одну сунул в рот, другую отдал Турпу, чиркнул спичкой о подошву башмака, и они закурили, пуская ароматный дым. Дракон смотрел на них с нескрываемой завистью.