Приключения Торпа и Турпа
Шрифт:
— Да, — сказал Торп, — в Скворечник мне неохота. Там, право, скучновато.
— Вот видишь! Нужно потихоньку уходить. Подумай, что о нас скажут люди! Тоже мне, сыщики! Пошли…
Торп согласился с другом, и они исчезли. К дому на холме приятели подходили уже под утро, когда небо начало светлеть. Сыщики осторожно приоткрыли дверь и были ошарашены. В прихожей горел свет, а за конторкой сидела длинная и худая женщина в роговых очках. Надет на ней был темно-синий балахон непонятного покроя, а волосы
— Явились, — проскрипела она, бросив на вошедших ядовитый взгляд. — Новые жильцы, значит? Ну-ну. Хороши жильцы! Всю ночь бродют где-то, черти, а ты сиди тут и жди. Ни сна, ни покоя из-за вас, негодяев собачих. Сыщики, тоже!
Торп и Турп молчали, обескураженные обильным потоком слов.
— Э-э… м. Так вы, значит, и есть Кастелянша? — осведомился деликатный Торп.
— Кастелянша, да! Каждый сопляк меня будет спрашивать!
— В таком случае, где вы шлялись целый день? — грубо спросил Турп. — Почему это ваше рабочее место пустует?
— Ах, мое рабочее место? Да ты поработай с мое, тогда и разговаривай.
К несчастью, тут из Торпового кармана высунул голову проснувшийся котенок. Ему, видимо, было интересно, кто это так шумит.
— А это еще что такое? — заверещала Кастелянша. — Кто позволил эту погань в дом тащить? А ну, вон отсюда!
— Это не погань, — вступился за котенка Торп. — Это наш котенок. И прекратите, пожалуйста, кричать.
— Вон отсюда, я сказала! Вон!
Но котенок и не собирался никуда уходить. Он сладко зевнул и вновь нырнул в теплый уют кармана, а сыщики, уставшие от разговора с Кастеляншей, принялись подниматься по лестнице к своей комнате. Настроение у обоих, надо признаться, было отвратительное.
— Я вас всех отсюда выкину вместе с котом вашим, — кричала им вслед Кастелянша, но ее уже никто не слушал.
Глава пятая
Исчезновение пятой по счету крыши было встречено в городе с каким-то мрачным спокойствием. Сам судья, правда, ужасно разнервничался и весь день принимал успокоительные капли, отчего нервничал еще больше. Бургомистр, прогостивший у судьи всего ночь, собрал свои вещички и поблагодарил его за гостеприимство. В ответ на это судья разразился истерическим хохотом и побежал на кухню за новой порцией капель. А бургомистр понуро побрел к дому начальника полиции. Тот встретил его без особого восторга, но сказать: «А пошел ты к чертовой бабушке!» — не решился. На следующее утро и его дом был уже без крыши. Начальник полиции стоял на пороге, глядя вслед удаляющейся фигуре бургомистра, и когда тот скрылся за поворотом, крикнул с запоздалой решимостью: «А пошел ты к чертовой бабушке!» И плюнул в сердцах.
«Воистину, — думал между тем бургомистр, направляясь к дому казначея, — меня преследует какой-то злой рок». К несчастью для бездомного градоначальника, он так думал не один. Казначей придерживался того же мнения и не пустил бургомистра на порог. Отчаявшийся бургомистр, не зная, куда приткнуться, выгнал, на ночь глядя, из конуры казначееву собаку, свернулся клубочком на ее месте, закурил сигару и заснул. Недокуренная сигара выпала у него изо рта, подожгла подстилку, и когда огонь перекинулся на стенки и крышу конуры, та ярко запылала.
Если бы жители города не спали часа в три ночи, они бы увидели незабываемое зрелище — обгорелый бургомистр мчался вприпрыжку по улицам, дико хохоча и распевая странные песни, очевидно, собственного сочинения:
Сперли крышу у судьи Непойматые воры, А у казначеевой собаки Больше нету конуры! Ха-ха, ха-ха, ай да бургомистр!В пять утра бургомистр попался на
— А вот сейчас как дадим тебе по ребрам, так будешь знать, как орать и называться бургомистром, — мрачно пообещали полицейские.
Однако бургомистр ни капельки не испугался и продолжал веселиться до самого Скворечника.
Потом, когда полицейские узнали, что они вели настоящего бургомистра, они сперва ужасно перепугались, но начальник полиции назвал их «молодцами» и сделал обоих сержантами, после чего те заметно успокоились. Они даже пошли в лавку Шампаки и купили у него бутылочку яблочного сидра — отметить повышение.
Явившись на следующий день в город за продуктами, Торп и Турп застали большую толпу людей возле дома булочника Круха. Дом был без крыши, а сам Крух стоял на тележке с мешками муки и ораторствовал.
— Итак, — кричал он, — посмотрите сюда, дорогие и почтенные сограждане! Что вы видите? Думаю, не ошибусь, если скажу, что вы видите дом. Что, спрашиваю я, главное в доме? Дверь? Отнюдь. Окна? Нимало. Главное в доме, друзья мои, это — крыша. Ибо именно крыша придает дому уют, защищая от дождя в ливень, от снега в метель и от беспощадного солнца в зной. На что же похож дом без крыши? Вы молчите, уважаемые сограждане? И правильно молчите! Правильно, потому что дом без крыши не похож ни на что.
Тут взгляд разошедшегося булочника упал на Торпа и Турпа, и он воскликнул с новым приливом ораторского пыла:
— А теперь посмотрите туда, друзья мои! Что вы видите там? Вы видите двух людей, имеющих смелость называть себя сыщиками. Я бы даже сказал — детективами. Что можно подумать о детективах, глядя на этих субъектов? Очевидно то, что детективы — это бездельники, шарлатаны, тунеядцы, лодыри, мошенники, пьяницы, обжоры, наглые хвастуны и бесстыжие обещалки. Не эти ли двое торжественно клялись нам отыскать и обезвредить похитителей наших прекрасных крыш? Не на них ли возложили мы наши надежды и не их ли облекли нашим доверием? И как же они его оправдывают? Являются сюда, набивают мешки съестными припасами и преспокойно топают в свой паршивый домишко. Ну да! Чего им-то беспокоиться? Ведь их паршивый домишко крыт не алюминием, а черепицей. Это у нас, а не у них будут и дальше красть крыши, а они будут сидеть, сложа руки на толстых животах, попивая свой мерзкий ликерчик и покуривая свои отвратительные сигары!
Толпа угрожающе загудела.
— Слушай, Турп, — шепнул Торп, — скажи мне по совести: тебе нравится, когда в тебя швыряют камни?
— Не очень, — признался Турп. — А что?
— Тогда предлагаю уносить отсюда ноги. Да поскорее, потому что нас сейчас, как пить дать, зашвыряют камнями.
— Но ведь этот чертов Крух все наврал, — возразил Турп. — Каждому понятно, что наврал. Взять хотя бы то, что он говорил, будто мы сидим, сложа руки на толстых животах. Когда это у нас были толстые животы, если мы с тобой оба худые, как щепки?