Приключения в стране львов
Шрифт:
По земле текли реки крови, воины-победители были обагрены ею с ног до головы.
…Оба европейца в ужасе и омерзении отвернулись и поспешили к себе в хижину.
Они не видели, как у убитых вырывали еще горячие сердца и как эти сердца поедались победителями, пьяными от алугу и крови.
Не желая больше оставаться с обезумевшими дикарями, Барбантон и Фрике собирались немедленно покинуть селение.
Жандарм пребывал в совершенном отчаянии: ведь он оказался в помощниках у таких извергов! Поэтому бедняга объявил, что отправится в Сьерра-Леоне и подхватит там желтую лихорадку! Уж лучше умереть!
Барбантон поспешно снял с себя мундир, аккуратно уложил его в саквояж, спрятал в зеленый чехол саблю, тяжко вздохнул… и своей властью верховного главнокомандующего отправил себя в отставку. Верный лаптот, встревоженный исчезновением обоих хозяев, застал их за сбором вещей.
Добрый парень, несколько лет проживший в Сенегале среди белых и не принимающий многих туземных обычаев, тоже чувствовал отвращение к чудовищной бойне и людоедству; его бывшие подчиненные выказали шумное недовольство этой брезгливостью и за отказ присоединиться к их трапезе назвали лаптота предателем.
Юный негр не смог привести других слуг: все были мертвецки пьяны. Но кто же в таком случае понесет еду и оружие и сядет за весла на пироге — ведь по реке добраться до английских владений гораздо быстрее и проще?! И друзья решили дожидаться того момента, когда негры протрезвеют.
Наступил вечер; парижане кое-как перекусили рисом и печеными бананами и легли спать, однако после кровавых событий дня их мучили ужасные кошмары, и они то и дело просыпались.
Из опасения мести за свое поведение во время казни французы даже положили рядом оружие, но беспокойство оказалось напрасным. Когда наутро взошло солнце и встряхнуло над селением пламенеющими волосами, о вчерашних жутких событиях почти ничего не напоминало. Трупы исчезли, и владения Сунгуйи приобрели привычный облик… впрочем, нет: изгородь местами была повалена, некоторые хижины разрушены, деревья поцарапаны пулями, а, главное, вся земля покрыта большими красными пятнами, особо заметными в пурпурном свете наступающего дня.
Сунгуйя, протрезвевший, но с опухшим после вчерашней попойки лицом, по-соседски постучал в дверь к французам. Монарх был настроен весьма благодушно.
На нем красовалась форма английского генерала, снятая с побежденного врага!
Барбантон стал упрекать царька за злодейства, однако Фрике, как человек более осторожный, поторопился прервать друга.
И поступил совершенно правильно. Во-первых, эти внушения были абсолютно бесполезны, а во-вторых, для двоих белых, оказавшихся среди орды дикарей, подобные речи могли обернуться большой бедой.
Путешественникам оставалось только молчать, укладывать свой багаж и поскорее удирать.
Сунгуйя, удивленный тем, что французы пакуют вещи, все пытался взять в толк, почему его «гости» хотят уехать.
«Эти белые люди недовольны мною! Наверное, они на что-то обиделись. Может, я вчера слишком возвысил голос, когда отказывал им пощадить пленных? Но меня очень разгорячили битва, пиво и алугу! И я ведь не сержусь на них из-за того, что они не захотели казнить моих врагов! Каждый волен поступать так, как привык.
Я же не виноват, что белые
В конце концов это война! И почему мне нельзя было забрать у убитого его красивую красную одежду?
У них, правда, так делать не принято. Но на то они и белые!
Хотя Барбато говорил, что они берут у побежденных знамена, пушки, ружья и даже землю — после того, как сожгут их города и оставят голодными всех жителей!
Я велел отрубить пленникам головы. Ну и что из того?
Разве белые не убивают своих пленных? Пускай они не режут им глотки, но зато они их расстреливают! Я сам слышал это от военных моряков в Сен-Луи [122] . Интересно, что скажет умный генерал?..»
122
Сен-Луи — приморский город в Сенегале.
И Сунгуйя изложил парижанам все эти соображения.
— Ложь! — воскликнул в ответ Барбантон. — Впрочем… ты прав, бывало и такое… во время восстаний или в гражданскую войну.
— Вот видишь! — сказал негр.
— Но это разные вещи! В гражданскую войну между собою сражаются жители одной и той же страны!
— А разве все черные не из одной страны черных, как белые — из страны белых? Почему же тогда кого-то надо расстреливать, а кого-то — освобождать?.. Да ладно, сделанного не воротишь, и я пришел к вам совсем не за этим. Теперь, когда я сам себе хозяин и мне некого больше бояться, мы с вами хорошенько повеселимся!
— Спасибо, — холодно сказал Фрике, — но наш отпуск кончился, и мы должны возвращаться на корабль.
— Это потом, а пока будем развлекаться.
— Нет такого развлечения, которое могло бы задержать нас. Мы уходим!
— Это потом, а пока будем развлекаться!
— Ну до чего надоедливый! Заладил, как попугай, одно и то же! — ответил Фрике. — Как ты предлагаешь развлекаться?
— Охота, черт побери!
— Охота на кого? В кого стрелять?
— В слона! Ведь ты большой охотник, и у тебя есть большие ружья, из которых можно убивать самых больших зверей! А еще…
— Что «еще»?
— У нас кончилась еда! Завтра все будут голодать, а один слон может несколько дней кормить целую деревню!
— Так бы и говорил, хитрый царь! Значит, тебе надо, чтобы я запас для тебя провизию? Хорошо, я согласен, но только потом ты нас отпустишь!
— Конечно, отпущу.
— Ты дашь пирогу и гребцов, которые довезут нас до Фритауна?
— Да, когда слон будет мертвым.
— А когда его надо убить?
— Завтра.
— Что-то ты слишком торопишься! Неужто у тебя уже есть на примете подходящий экземпляр?
— Да, и я провожу тебя к нему вместе с генералом Барбато.
— Ладно, по рукам, мы с другом постараемся добыть для тебя эту гору мяса.
Вскоре белые и негры собрались на краю деревни и отправились в лес, туда, где, по словам Сунгуйи, их уже дожидался зверь. Нужно было поторопиться: в случае неудачи селению грозил голод, потому что все долго ожидали нападения и никто не охотился.
Фрике совершенно не разделял веры черного царька в удачу и потихоньку готовил его к тому, что им может и не повезти.